Правда о Салли Джонс
Шрифт:
Мы со Старшим изо всех сил пытались заделать течь. Но увы. Уже через четверть часа вода поднялась до сланей, и к пробоине было не подобраться. Старшой побежал наверх и бросил в воду лот – измерить глубину. Он хотел понять, насколько глубоко опустится «Хадсон Квин», когда достигнет дна. Я последовала за Старшим.
Папа Монфорте и его бандиты сбросили на воду шлюпку и стали грузить на нее ружья.
Это были ружья из ящиков!
Так вот что мы должны были доставить в Лиссабон! Никакие не
Только Старшой бросил в воду лот, как под нами раздался грохот. Стекло иллюминатора на правом борту лопнуло, и в прохладный ночной воздух вырвалось шипящее облако пара. Мы со Старшим понимали, что произошло. Холодная вода уже поднялась до самых дымогарных труб парового котла. Скоро она доберется до раскаленной печи. И это вызовет новые, более мощные взрывы.
Папу Монфорте и его бандитов охватила паника. Они опрометью бросились в шлюпку. Последнему из них – тому, что стоял в трюме и подавал оружие, – пришлось прыгнуть в воду и догонять их вплавь.
Нам со Старшим тоже не оставалось ничего другого, кроме как покинуть судно. Старшой хотел сначала спуститься в свою каюту, забрать наши сбережения. Но ничего не вышло. Внутри уже все было заполнено горячим, обжигающим паром.
Я не умею плавать. Старшой натянул на меня спасательный пояс. Всего их на «Хадсон Квин» два. Второй он надел сам. А потом мы прыгнули в воду. Мы отплыли метров на тридцать, когда за спиной раздался еще один глухой взрыв. Из трубы «Хадсон Квин» рванул пар и белым облаком уплыл в ночное небо.
Глава 5
Печальное зрелище
Мокрые и продрогшие, мы сидели на берегу под ивой, глядя, как «Хадсон Квин» идет ко дну. Свет фонарей и керосиновой лампы в рулевой рубке освещал эту печальную сцену. Старшой закрыл лицо руками.
А я радовалась, что мы не погибли.
Взошло солнце, а утренний туман плотной пеленой все еще лежал над рекой. Когда он рассеялся, мы увидели, что наше судно достигло дна: из воды торчали мачта, труба и половина рулевой рубки. На верхушке мачты сидела цапля и оглядывала свои охотничьи угодья. У берегов плавали обломки кораблекрушения.
Папа Монфонте и его бандиты исчезли. Шлюпку они привязали к дереву неподалеку от пристани. Мы пробрались туда лесом и последний отрезок пути шли крадучись: не исключено, что ночью бандиты укрылись в заброшенном доме.
Мы тихонько оттолкнули шлюпку от берега, и Старшой направил ее к «Хадсон Квин», быстро и бесшумно погружая весла в воду. Пришвартовавшись у рубки, мы залезли на крышу, чтобы осмотреть повреждения. Палуба и остов были целы. Определить, что поломалось внутри, было не так просто.
Больше ничего сделать мы не могли. К тому же глупо было оставаться дольше, чем
Мы оставили «Хадсон Квин» и двинулись на юг. Мы шли по течению и потому развили неплохую скорость. Старшой все больше помалкивал, он думал. Иногда его глаза чернели, и он так налегал на весла, что казалось, они не выдержат и вот-вот сломаются. Наверное, в эти минуты он думал о папе Монфорте и его бандитах. А может, о человеке по имени Морру.
В Конштансию мы добрались сильно после полуночи.
Редкие огни маленького города отражались в воде. На фоне темного неба виднелся силуэт колокольни на холме. Мы затащили шлюпку на песчаную банку и вышли на дорожку, убегавшую вверх между сонными домами с закрытыми ставнями.
Городская площадь находилась недалеко от реки. Из открытой двери какого-то дома падал теплый свет. Подойдя ближе, мы почувствовали запах свежего хлеба. Старшой постучал, пекарь, увидев меня, подпрыгнул от удивления. Когда он наглазелся вдоволь, мы смогли купить хлеба – две еще горячие буханки. Старшой спросил, есть ли в городе полицейский участок.
– Конечно, – ответил пекарь. – Правда, полицмейстер уехал на свадьбу в Сантарен. Наш констебль женится. Полагаю, вернутся они не раньше чем через несколько дней.
Старшой поблагодарил пекаря, и мы вернулись к шлюпке. Не дожидаясь рассвета, мы отчалили и вышли в Тежу.
Утром нас подхватила на буксир дровяная баржа. Рулевой оказался милейшим человеком и угостил нас супом с сухариками, хотя денег расплатиться у нас не было. Последнюю мелочь Старшой потратил на хлеб. У нас не осталось ничего. Все, что у нас было – кроме шлюпки, – лежало на дне Зезере.
Когда мы добрались до Лиссабона, шкипер отцепил нас, и мы подошли к нашему обычному месту стоянки – туда, где раньше швартовалась «Хадсон Квин». Привязав швартовый конец к свае под высокой пристанью, мы выбрались на берег и направились прямиком на Руа-да-Алфандега, в портовую полицию Лиссабона.
Участок только что закрылся, и хотя Старшой изо всех сил колотил в дверь, нам так и не открыли. Старшой сел на землю, прислонясь спиной к стене, и опустил голову на колени. Я села рядом. Так мы просидели довольно долго, но наконец Старшой тяжело вздохнул и поднялся. Лицо его было серое, глаза покраснели от усталости.
– Пища и сон, – сказал он. – Вот что нам нужно. И все сразу покажется не таким уж и мрачным. Идем в «Пеликану».
Сеньор Баптишта, как только мы ступили на порог его заведения, сразу заметил неладное. Они с сеньорой Марией подали нам жареную рыбу и рис. Старшой объяснил, что расплатиться нам нечем. Но сеньор Баптишта этого как будто и не слышал. Он сходил за бутылкой агуарденте и налил Старшому рюмочку.
– Сперва выпей, – сказал сеньор Баптишта. – А потом расскажешь, что у вас стряслось.