Правда о штрафбатах - 2
Шрифт:
Как известно, место штрафной роты во время боя — передний край. Несколько артиллерийских залпов — и вперед, только вперед те, кому нечего терять, кого немцы боятся пуще огня и часто психологически не выдерживают такой атаки — ведь отчаявшийся человек способен на любой, самый невероятный поступок. Наверное, это было зрелище не для слабонервных. «…Вы лучше лес рубите на гробы — в прорыв идут штрафные батальоны», — пел спустя десятилетия после войны Владимир Высоцкий.
Всякое бывало во время боя. Брали высотку — не взяли. А куда ни глянь — сплошь убитые и раненые. Между ними пробирается младший политрук Рощин с планшетом
Однажды в штрафную роту привезли необычное пополнение. Это были моряки из Поти, человек тридцать. Командир роты, бывало, говорил Рощину:
— Иди, Иван, разберись, что там за публика!
На этот раз «публика» действительно была неординарная. Боевая — в самом прямом и конкретном смысле этого слова. Вернувшись из очередного похода, пошли в увольнение на берег. Помянули погибших товарищей и очень не понравились морякам рыночные торговцы — здоровые мужики, место которых в трудный для Родины час, конечно, не за прилавком, а на фронте. Ну, моряки и объяснили им это наделе, за что угодили под трибунал — с подачи местных властей. Вот моряки и говорят, тоскуя:
— Дайте вы нам какую-нибудь настоящую работу! Что мы — в окопах будем сидеть?..
Штрафникам в разведку ходить не разрешалось. А нашей дивизионной разведке никак не удавалось взять языка. Моряки загорелись этой идеей — да мы вам притянем — и не одного! В течение нескольких дней они изучали расположение противника, распорядок дня педантичных немцев. А потом просто «нокаутировали» их, напали умело и неожиданно. Многих перебили, а пятерых — кляп во рту — доставили в расположение роты. Пленных сразу же забрали разведчики, дивизия получила благодарность, а штрафная рота… Она и есть штрафная. Хорошо, хоть моряков вскоре удалось отпустить.
Со вновь поступившими разжалованными офицерами тоже приходилось беседовать агитатору. Полковник, командир бригады получил приказ перебазироваться в горы. Некоторые подразделения не уложились в отпущенные командованием сроки. Горы таят множество неожиданностей, и рассчитать время операции с точностью до часа крайне сложно. Тем не менее, трибунал и штрафная рота полковнику были обеспечены.
Командир роты все понял правильно:
Полковника не так просто вырастить! Он нужен фронту.
И после ближайшего боя, где полковник проявил себя отважным санитаром, его отправили восвояси. Летом сорок третьего шло наступление на Анапу. На дороге, забитой техникой и солдатами, из «виллиса» выпрыгнул офицер и, подбежав к капитану Рощину, порывисто его обнял. Благодарный был человек этот полковник.
Доходило со штрафниками и до анекдота. В очередном пополнении — майор, начальник Военторга. Не секрет, что у многих командиров на фронте имелись ППЖ — походно-полевые жены. И не секрет, что они порой позволяли себе капризничать. По заказу командарма начальник Военторга сшил его подруге шикарные сапожки. Как не похвалиться обновой перед дамами. В итоге начальник штаба потребовал для своей сапожки еще лучшие. А материала у майора больше не оказалось… В общем нашли повод и отдали беднягу под трибунал.
Рощин вспоминает, как использовали сохранившиеся связи военторговца в штрафной роте. На переднем крае зарплату, естественно, девать было некуда. Деньги скапливались просто мешками! Командир
— Вот тебе лошадь, мешок с деньгами и пустые мешки. Поезжай и купи, что можно.
А можно было и шампанское к празднику, и популярную тогда американскую колбасу в консервах, и халву ореховую. Каждый день под пулями — так хоть поесть и выпить перед смертью!
Что и говорить, таких «счастливых исходов» были единицы. А порой жизнь ставила задачи, решать которые затруднялись даже опытные вояки. В одном из новых пополнений оказалось семь девушек — медсестер. Все отступали, и они бежали вместе со всеми, пока не остановил их заградотряд и — в штрафную роту. Командир мудрый, в летах мужик, лишь вздохнул тяжело:
— Дожили… Женщин — в штрафную роту. Их дело не воевать, а рожать.
Решили сделать все, чтобы вышли девчонки живыми. Первый их бой был под станицей Абинской. Иван Рощин как агитатор впереди. Прикрывает их вместе с другими.
Помню ее имя — подружки звали ее Галкой. Разворотило ей, бедной, ногу, да так, что не то что идти — ползти не могла.
Взвалил Иван девушку на плечи и больше километра тащил на закорках, пока не сдал санитарам. Галка, пока была в сознании, все переживала:
— Скажите, теперь я уже не буду считаться штрафником?
А одну из них все-таки не уберегли…
Смелые и гордые были девчата. На их фоне особенно отвратительно выглядели солдаты-трусы. Одного из них, сидевшего в кустах и палившего в воздух во время атаки, чуть не пристрелил сам командир роты.
Страшная была война. Безжалостным был сталинский приказ № 227. И все-таки… Если Родина в опасности — ни шагу назад.
Воин России. 2004. Май. № 8 .
Бараболя П.Д
В БОЙ УХОДИЛИ ШТРАФНИКИ
Все мы, от «простого матроса» (П.Д. Бараболя воевал в составе Волжской военной флотилии. — Сост.) до командующего фронтом, жили тогда приказом № 227 народного комиссара обороны И.В. Сталина. Он теперь широко и хорошо известен как исторический документ, который своими жесткими требованиями спаял волю и мастерство защитников города на Волге в единую необоримую силу. В твердых, непререкаемых параграфах приказа заключалось короткое, как выстрел, и емкое повеление: «Ни шагу назад!» В войсках оно мгновенно обрело живой, конкретный и беспощадный смысл: «За Волгой для нас земли нет!» Приходят на память слова из «Разных дней войны» Константина Симонова, очень точно определившие самую суть единственного в своем роде приказа Сталина: «По-моему, главное в том, что людям, народу (приказ зачитывался всем войскам) мужественно сказали прямо в глаза всю страшную и горькую правду о той пропасти, на грань которой мы тогда докатились».
Как это зачастую бывало раньше, да нередко случается и теперь, у нас вначале издаются циркуляры, а потом уже подбирается материальная основа для наполнения. Нечто подобное произошло и с формированием штрафных подразделений.
Самое же существенное упущение, на мой взгляд, состояло в отсутствии статуса, правового положения, определяющего особое (своей необычностью) место штрафных подразделений. Здесь иные ретивые начальники могли безнаказанно унижать человеческое достоинство «штрафника», бросать людей на заведомо верную гибель, далеко не всегда вызванную интересами достижения боевого успеха: «Штрафники!..»