Правда о зомби. Секретные проекты спецслужб
Шрифт:
Еще одно «копье судьбы» находилось в Кракове. Дотошный Гитлер выяснил, что «это — точная копия экземпляра, хранящегося в Венском музее, но без вставки в виде гвоздя». Третье копье обнаружилось в Париже, куда его доставил из Константинополя святой Людовик в XIII веке. Раздумывая над историей дубликатов, Адольф пришел к убеждению, что подлинное копье находится в Вене. Такое умозаключение посетило его скорее всего в минуты эмоционального возбуждения при решении этой загадки. Психологи и психиатры отмечают, что в такие моменты, перед долгим мысленным сосредоточением на одной идее, по воле подсознания желаемое невольно представляется действительным.
Человек, зацикленный на одной навязчивой мысли, долгое время лихорадочно ищет путь из логического
Навязчивая идея может показаться истинной и в бодрствующем состоянии. К примеру, Сталин вроде бы в трезвом виде и при ясной памяти тем не менее был абсолютно убежден, что его окружают враги, желающие его смерти. Открыто в выражениях это не проявлялось, но психиатры последующих лет, проанализировав некоторые его высказывания в кругу государственных деятелей, пришли к убеждению, что Сталин страдал паранойей, он мучился манией преследования. Тоже самое стало все отчетливее проявляться в характере и поведении Гитлера, когда он укрепился у власти. Особенно же мания преследования завладела фюрером после крупных неудач на Восточном фронте и неудавшегося на него покушения в 1944 году.
Пожалуй, одним из первых близких знакомых Гитлера, заметивших в нем странные отклонения, был его уже упомянутый спутник юности Кубичек.
Попутно подчеркнем, что у лиц, склонных к мистике, выделяется и своеобразное отношение к любви: они либо в случае драматической отвергнутое™ становятся женоненавистниками, либо боготворят предмет своих воздыханий, невзирая на все его недостатки. То есть человек, верящий в запредельное, настолько ослеплен идеалом своего сердца, что считает воображаемое действительным и не допускает в истинности своих воззрений никаких сомнений. По свидетельству же Кубичека, он сам «никак не мог привыкнуть к резким переходам его приятеля от экзальтации, когда тот неистово о чем-то вещал, к приступам полного отчаяния, когда он отрицал все и вся». Алан Буллок приводит следующее признание Кубичека о поведении Гитлера: «Сравнивая с Линцем, — вспоминает Кубичек Гитлера в Вене, — он был совершенно неуправляем».
В своих исследованиях Буллок заключает: «.Гитлер подолгу разглагольствовал перед Кубичеком о любви и женщинах, хотя не отважился подойти ни к одной из них. Как у всякого молодого человека, любовь воспламеняла его воображение, однако не существует ни единого свидетельства того, что Гитлер тогда хоть с кем-нибудь имел любовную связь».
В данном случае интимную замкнутость Гитлера можно обосновать концепцией Фрейда «О комплексе неполноценности и боязни быть отвергнутым в своих ухаживаниях». Но с годами, когда Гитлер почувствовал свою неограниченную власть над толпой и приближенными в нацистской партии, этот комплекс смущения переродился в неуправляемую похоть. Существует немало свидетельств, какие оргии с извращениями устраивал Гитлер «в часы досуга».
Сопоставляя личности Гитлера и Сталина, Буллок пишет, что «. многие историки не позволяют себе чрезмерно доверять психологической трактовке личности Гитлера по двум причинам. Первая — отсутствие надежных свидетельств, что вынуждает психиатра в большей степени полагаться на рассуждения и выводы по аналогии (на этот факт, думается, реалисты-скептики обратят серьезное внимание. — Лет.). Вторая причина — даже если предположить, что Гитлер (как и Сталин) страдал манией психопатического, шизофренического или параноидального характера, как можно разграничить обычные пагубные последствия подобных отклонений, с которыми психиатры сталкиваются в повседневной практике, и тот грандиозный триумф, который сопутствовал Гитлеру, а также Сталину при воплощении ими своих маний в леденящую душу реальность?»
Тут
Сторонники мистицизма считают его одержимым темными силами и этим объясняют как его феномен влияния на тысячные толпы при выступлениях и парадах, так и его распоряжения, касающиеся зверского уничтожения неарийского населения на покоренных славянских территориях. По их мнению, Гитлер вполне разумно не проявлял явного своего контакта с потусторонними силами зла и прилюдно никогда не отрицал господствующего в Германии лютеранства. Значит, не настолько он был сумасшедшим, раз понимал, что мессия нации должен хотя бы внешне признавать официально существующую религию. Покажи открыто Гитлер свое пренебрежение к лютеранству, он бы быстро лишился моральной опоры среди мощного среднего слоя обывателей, посещавших кирху. Распространись широко слух, что фюрер втайне поклоняется черным сатанинским силам, укрепляющим его владычество над народом, верующие (а их в
Германии в то время все же был солидный процент) внутренне отшатнулись бы от него. Стало бы труднее держать нацию в слепом повиновении. Наверное, из этих простых сейчас для нас понятий, но тогда «заповедных» для большей части населения Германии, и стал активно воздействовать на умы молодой и еще никому не известный Адольф Шикльгрубер.
По словам того же Кубичека, будущий фюрер порой впадал в экзальтацию, был слишком эмоционален, а потом даже «неуправляем». Не эта ли сила, почерпнутая от мистического копья Лонгина, и уверенность, что он в будущем сыграет особую роль в судьбе нации, начинала двигать молодым Адольфом, когда он сам был «никем в обществе»? И не могли Адольф быть настолько скрытным от Кубичека, что тот не мог просто знать о посещении Адольфом некоторых полузакрытых «развлекательных заведений для мужчин»? А ведь в те годы таковые существовали в Германии. И на их посещение не требовалось больших денег. Опять, как считается, это не доказано. Адольф в юности морально чист.
Для сторонников мистического развития психики Гитлера есть мнение немецко-американского психолога и социолога Эриха Фромма, который считал, что «.школьные неудачи Гитлера объясняются его все большим погружением в мир фантазий и что истинная причина конфликта с отцом — сопротивление попыткам отца вернуть сына к реальности и заставить его заняться устройством своего будущего». Опять же в этом таятся будущие способности фюрера бескомпромиссно разговаривать не только со своими подчиненными генералами, но и безапелляционно говорить в толпу слушателей, умении психологически подчинять ее своему влиянию.
Перенесемся в биографии Гитлера немного далее и скажем словами Фромма, что «некоторые разновидности нарциссизма (углубленной самовлюбленности. — Лет.) можно рассматривать как профессиональный порок политических лидеров, глубина которого зависит от степени убежденности в собственной провидческой миссии, от уверенности в собственной непогрешимости, а также непререкаемости личной власти». Именно потому в своих ссылках мы приводим высказывания Алана Буллока, что этот историк стоит как бы особняком, он не немец и не русский — и потому может оценивать факты более объективно, без эмоций, как третейский судья.