Правдолюбцы

Хеллер Зои

— Неплохо, а? — шепнул Рафаэль, и Роза ответила мрачным взглядом. — Да ладно тебе! В самом деле неплохо. Посмотри, как синхронно они двигаются!

Распростершись на полу, девочки отбивали ритм попками о линолеум.

— Вижу, они бьются об пол, — констатировала Роза.

— Ну, на балет мы не замахивались.

Под финальный аккорд девочки, лежа на спине, раскинули руки и ноги, изображая морские звезды.

— Браво! — крикнул Рафаэль. — Отличная работа!

Танцорки сели и захихикали.

— Реально? — спросила запыхавшаяся Кьянти. — Вам понравилось?

— Шутишь? — выпучил глаза Рафаэль. — Это было потрясающе. Я горжусь вами, ребята. — Он похлопал Розу по колену. — Розе

тоже понравилось.

— Честно? — не унималась Кьянти.

Роза ответила не сразу, она подбирала слова — правдивые, но не обескураживающие.

— Это было красиво. Несколько однозначно, на мой вкус…

— Знаете что? — встрял Рафаэль. — Вы должны выступить на сентябрьском концерте «Девичья сила». Это будет здорово. Скажи, Роза?

Девочки заверещали наперебой:

— Правда?

— А у нас получится?

— Вау, да мы станем знаменитостями!

— Ты ведь разрешишь нам, Роза?

Роза прижала палец к губам, требуя тишины:

— Думаю, это вполне возможно. Если только вы согласитесь смягчить этот уличный тон…

— У-у-у, — разочарованно провыли девочки.

— Что значит «уличный»? — набычилась Кьянти. — Мы не уличные девчонки.

— Да, мы не уличные, — зароптали остальные.

Рафаэль, иронически улыбаясь, опустил большие пальцы вниз:

— Браво, Ро.

— Мне пора. — Роза встала. — Мы обсудим это завтра, Кьянти.

— Торопишься в синагогу? — ехидно спросил Рафаэль.

— Не угадал. Спешу домой. Ленни должен зайти.

— Что такое «синагога»? — спросила одна из девочек.

— Это место, где молятся евреи, — объяснил Рафаэль.

— А кто такие «евреи»?

— Ха! — воскликнула Кьянти. — Ты не знаешь? Евреи — это те люди, которые убили Иисуса.

Роза погрозила ей пальцем:

— Ты заблуждаешься. Кьянти. Иисус сам был евреем. И строго говоря, его убили римляне.

— Мнепо-другому рассказывали, — парировала Кьянти.

— Что ж, я буду рада продолжить эту беседу завтра, а сейчас мне действительно надо бежать. — Роза направилась к дверям. — До встречи!

Когда она выходила из комнаты. Кьянти пробормотала что-то себе под нос, и все, включая Рафаэля, засмеялись. Отзвуки их веселья преследовали Розу вплоть до выхода из здания.

Квартирку на Сто второй улице Роза снимала вместе с пиарщицей Джейн. В отделе по связям с общественностью компании «Тиффани» соседка обычно трудилась допоздна, и по вечерам Роза хозяйничала дома одна. Но в этот вечер, стоило ей отпереть дверь, как в коридор вывалилась Джейн, размахивая бутылкой вина. Вместе с ней ворвался голос Шании Твэйн, чей диск Джейн слушала в своей комнате.

— Эй! — завопила она, стараясь перекричать музыку. — Выпьешь?

Роза помотала головой. Она по опыту знала, что соседке нельзя уступать ни пяди личного пространства, особенно когда та пребывает в натужно разгульном настроении.

— Точно? Я сегодня на целый вечер предоставлена самой себе.

— Нет, спасибо, — отказалась Роза. — А где Эрик?

С Эриком, высоченным плечистым малым с детской физиономией, Джейн недавно обручилась.

— Хо, — Джейн игриво надула губки, — у него мальчишник… Эй! Хочешь, покажу, что он мне подарил?

Прежде чем Роза успела ответить, Джейн нырнула к себе в комнату и через миг вынырнула с огромным белым и пушистым кроликом. Между передними лапами мягкой игрушки было зажато алое сердце с вышитой надписью: «Я люблю тебя больше морковки!»

— Классно, правда? — крикнула Джейн.

На лице Розы не дрогнул ни единый мускул.

— Очень мило.

Не без некоторых оснований Роза считала себя человеком, знающим жизнь. Ребенком она преломляла

хлеб с Даниэлем Ортегой, пела песни свободы с активистами АНК в Соуэто и играла в софтбол с Эбби Хоффманом. [37] К восемнадцати годам она успела многое повидать: аресты родителей за акты гражданского неповиновения, а также камеру предварительного заключения — ее саму дважды арестовывали. По сути, однако, безупречно прогрессивный, интернационалистский опыт Розы был приложим лишь к очень узкому сектору жизни; существовало немало обширных пластов американской повседневности, в отношении которых она обнаруживала поразительное невежество. Еще год назад, когда она откликнулась на объявление Джейн, искавшей, с кем бы снять квартиру на паях, контакты Розы с бойкими молодыми американками из пригородов, для которых мягкая игрушка означала выражение взрослой любви, стремились к нулю. И даже теперь, спустя год совместного обитания, многое в Джейн — от грамоты «Лучшей в мире дочери», висевшей на стене, до обтрепанных книжечек с рецептами, хранившихся на шикарной импортной этажерке; от печенья, которое Джейн пекла в выходные для Эрика, до телефонных переговоров трижды в неделю с Форт-Лодердейлом, где обитали пекущиеся о дочке родители, — все это представлялось Розе неразрешимой антропологической загадкой. С Джейн она контактировала в настороженной, брезгливой манере школьницы, препарирующей лягушку. К счастью, от обид на холодность Розы соседку спасала природная толстокожесть, усиленная многолетними курсами по повышению самооценки. Если она и замечала «странности» Розы, то списывала их на неумение общаться с людьми. Роза, постановила Джейн, ужасно зажата, и ее нужно растормошить. С этой целью она регулярно являлась в комнату Розы — сверкая гусиной кожей на выпирающих из джинсов бедрах, с кружкой горячего травяного чая и предложением либо обсудить во всех подробностях интервью со знаменитостью в журнале «Стиль», либо выслушать подробный отчет о ее захватывающих приключениях на скоростной трассе пиара. На днях, перечисляя вип-приглашенных на тематический вечер «Русская зима» в «Тиффани», Джейн, желая утешить Розу, обняла ее за плечи и сказала:

37

Эбби Хоффман (1936–1989) — доктор психологии, хиппи, правозащитник. Пользовался нестандартными приемами в борьбе с «оболваниванием американцев», что принесло ему шумную известность.

— Поверь, моя работа не всегда такая необыкновенная.

Роза, у которой и в мыслях не было считать работу Джейн «необыкновенной», застыла с раскрытым ртом. Как она ни старалась не обращать внимания, но снисходительность этой идиотки ее задевала, и ей было стыдно, что она реагирует на такие глупости.

— Ты уверена, что не выпьешь бокальчик? — не отставала Джейн.

Роза открыла дверь в свою комнату:

— Абсолютно уверена.

— А что ты собираешься делать?

— Ничего особенного. — Роза тихонько закрыла за собой дверь.

Размеры ее комнаты соответствовали квартплате — минимальной. За вычетом книг, сложенных горкой на полу у кровати, и пакетика с миндалем на столе — продуктовый запас на тот случай, если ночью она проголодается, но не рискнет отправиться на кухню, опасаясь столкновения с Джейн, — комната выглядела так же безлико, как номер в придорожном мотеле. Заляпанное окно выходило в почерневшую вентиляционную шахту, единственным источником света служила флуоресцентная трубка на потолке. «Господи, Роза, — воскликнул Рафаэль, как-то раз побывавший у нее в гостях, — ты прямо творишь чудеса — какойинтерьер!»