Праведники
Шрифт:
Уилл исподволь начал приглядываться к лицам присутствующих. Среди них было много славянских и, разумеется, семитских. В какой-то момент в поле его зрения оказался вьетнамец. Чистопородный вьетнамец, будь Уилл трижды проклят! Он дернул Сэнди за рукав и кивнул на азиата.
— Новообращенный, — объяснил Сэнди, крича Уиллу в самое ухо. — Вообще-то в иудаизме это не поощряется, но ребе не возражает. Он говорит, что новообращенный ничем не хуже урожденного иудея. А то и лучше, ведь он сделал сознательный выбор в пользу иудаизма, а не получил его в качестве подарка по праву
Но эту историю Уилл уже не услышал. Толпа вдруг захватила его, качнулась гигантской волной, и Сэнди в мгновение ока исчез из виду. Все стали смотреть в одну сторону. Некоторые даже подняли на плечи других, и те возбужденно кричали, показывая куда-то. Про «Битлз» Уилл уже не вспоминал.
То, что происходило вокруг, скорее походило на волнения хулиганствующих футбольных фанатов, недовольных очередным решением арбитра. Приподнявшись на цыпочках и вытянув шею, Уилл наконец понял, куда все смотрят.
На трон.
Это был самый настоящий трон. Высоченный стул, накрытый красным бархатом. На фоне окружающей его спартанской обстановки он казался произведением искусства.
— Йеши адонейну морейну в раббейну Мелех Ха-Мошиах лолам ваэд!
Сотни глоток одновременно изрыгнули это таинственное заклинание. Уилл едва не оглох. Оглядевшись по сторонам, он вновь заметил Сэнди. С трудом протиснулся к нему и спросил:
— Что это было?
— Долгая лета нашему учителю ребе, царю и мессии!
«Мессии…»
Ну конечно! Вот, оказывается, что означало это странное слово «Ха-Мошиах». Мессия… Ни много ни мало. Все эти люди считают своего ребе мессией.
Толпа все пела славицу ребе, расступившись перед троном и освободив узкий проход к нему. Очевидно, вот-вот должен был показаться и сам учитель. И тогда толпа взревет еще громче. Если это вообще возможно…
У Уилла звенело в ушах. Он попытался схватить Сэнди за рукав, как за якорь, но опоздал всего на секунду. Толпа вновь качнулась, и их разнесло в разные стороны. Уилл едва не столкнулся лбом с незнакомым хасидом. Тот улыбнулся и подмигнул ему.
— Скажите, когда появится ребе? — изо всех сил напрягая голос, прокричал ему в лицо Уилл.
— Что-что?
— Я говорю: когда все начнется?
Тот жестом показал, что ничего не слышит, и виновато улыбнулся. А в следующее мгновение на плечи Уилла опустились тяжелые крепкие руки, кто-то наклонился сзади к самому его уху и произнес:
— Считай, мой друг, что для тебя все уже закончилось.
ГЛАВА 16
Пятница, 20:20, Краун-Хайтс, Бруклин
Его взяли под руки и повели. Уилл скосил глаза на своих провожатых. Совсем юнцы. Лет по двадцать, не больше. Но оба выше ростом и заметно крепче его. У одного — рыжая бородка, у второго лицо лишено растительности. Они смотрели не на него, а только вперед, проталкиваясь сквозь обезумевшую толпу. Уилл не стал рваться и кричать. Все равно этого никто бы не заметил. Его охранники между тем пели ту же славицу ребе, что и все. Только лица у них при этом были каменные.
Они
Его подвели к одному из книжных шкафов, за которым вдруг открылся узкий проем, ведший в столь же узкий и темный коридорчик. Рыжебородый открыл неприметную дверку, и они ввалились в небольшую комнату, здорово смахивавшую на школьный класс — здесь было несколько рядов все тех же парт и скамеек из темного дерева. Вдоль стен тянулись книжные полки. Уилл успел скользнуть взглядом по корешкам. Иврит, если он ничего не путает.
Его усадили на одну из скамеек. Стражники встали чуть позади. Каждый из них положил руку на плечо Уиллу.
— Ну и что здесь происходит? — наконец проговорил Уилл. — Вы кто?
— Тихо, жди.
— Какого черта вы меня сюда привели?
— Я сказал — жди. Скоро придет учитель. Будешь говорить с ним.
«Ребе?.. Ну наконец-то!..»
За дверью слышался гул толпы. Может, ребе уже появился перед ними? Может, он точно так же проталкивается сейчас сюда, чтобы встретиться с Уиллом? Шум стоял такой, что даже здесь подрагивал пол. Но Уилл не мог сказать, стал ли он громче или тише.
— Итак, начнем, — произнес кто-то сочным баритоном у него за спиной.
Это был тот же голос, который он слышал пять минут назад, когда кто-то сказал ему, что для него здесь уже все закончилось. Уилл попытался обернуться, но стражники его удержали.
— Как вас зовут?
— Том Митчелл.
— Добро пожаловать, Том, на Шаббат. Скажите, чему мы обязаны удовольствием принимать вас в Краун-Хайтсе?
— Я здесь по заданию редакции журнала «Нью-Йорк». Собираюсь написать очерк о хасидской общине. Это наш новый проект, называется «Грани жизни».
— Забавно. А почему вы появились здесь именно сегодня, а не в какую-нибудь другую субботу?
— Мне только на этой неделе поручили написать материал.
— Почему не позвонили, не предупредили о своем визите?
— Если честно, я сегодня хотел здесь просто осмотреться.
— По-шпионить?
— Не совсем так, — возразил Уилл. Ребята, которые давили ему на плечи, казалось, всей тяжестью своих молодых тел, явно переигрывали. — Я журналист, работаю как умею… Послушайте, нельзя ли не давить на меня так сильно? У меня позвоночник не железный!
— Мистер Митчелл, мне очень не хочется, чтобы у вас сразу сложилось превратное представление о Краун-Хайтсе и его обитателях. Мы чтим законы гостеприимства и рады любому. У нас прекрасные отношения со средствами массовой информации. Скажем так, раз в месяц к нам наведывается представитель «Нью-Йорк таймс». Что касается вас, то мы действительно были вынуждены несколько отступить от правил радушия и гостеприимства. А знаете почему? Дело в том, что я вам не верю.