Праведники
Шрифт:
— Что же я могу поделать? Я на самом деле журналист.
— На самом деле, мистер Митчелл, кто-то пытается совать нос не в свои дела. И у меня такое ощущение, что этот «кто-то» — вы. Нет, не пытайтесь подняться. Расслабьтесь. В конце концов, наступило время Шаббата. У всех у нас за плечами трудная неделя. Все мы заслужили отдых и покой, не так ли? Давайте поговорим спокойно и не торопясь. Итак… Вы имели продолжительную беседу с Шимоном Шмуэлем, и он, конечно, рассказал вам много интересного о быте и нравах этой общины.
«Они следили за мной с самого начала!»
— Да, так и было.
— Он говорил вам,
Уилл промолчал.
— Мистер Митчелл?
— Говорил.
— Вам известно, что во время Шаббата нам запрещено носить с собой что-либо?
— Да, Сэнди… то есть Шимон… говорил об этом.
— Запрещено не только отягощать себя каким-либо грузом и трудиться, но даже пользоваться электричеством. Лампы, которые освещают эту комнату, были включены до наступления Шаббата и будут выключены после его завершения. Таковы правила. Никто из евреев не посмеет прикоснуться к этому выключателю в ближайшие двадцать четыре часа. Может быть, вы обратили внимание, мистер Митчелл, что в том помещении ни у кого не было ни камер, ни фотоаппаратов. То, что происходит там, не подлежит фиксации на какую бы то ни было пленку. Может быть, вы думаете, что никто никогда не хотел это заснять? Ошибаетесь. Такие просьбы от прессы поступают к нам каждую пятницу.
Теперь, когда говоривший произнес уже довольно продолжительную речь, в голове у Уилла начал складываться его образ. Во-первых, с ним говорил явно американец, хотя его произношение несколько отличалось от произношения выросшего на Западе Сэнди. Похоже, он уроженец Нью-Йорка. Ему вдруг представилось лицо Мела Брукса и голос Леонарда Коэна… Может, он похож на них?
— Мистер Митчелл, вы меня слушаете?
— У меня нет с собой ни камеры, ни фотоаппарата, если вы на это намекаете.
— Нет-нет, я не об этом. Скорее я намекаю на некую звукозаписывающую аппаратуру, которая может быть укрыта у вас под одеждой.
Уилл усмехнулся: «Ну ищи, ищи…» Ничего, кроме блокнота, у него с собой не было. Нет, он не имел никакого предубеждения против использования диктофонов. Скорее Уилл был просто ленив. Писать интервью на пленку, потом расшифровывать его… Слишком много мороки. Диктофон он брал с собой лишь в исключительных случаях, когда в материале необходимо было использовать обширные цитаты.
— У меня нет с собой диктофона. Но с другой стороны, если бы он даже был… это что, преступление?
Его вдруг резко сдернули со скамейки и заставили подняться. Тот стражник, что стоял слева от него — более молодой и смуглый, чем его напарник, — был явно за главного. Уилла быстро и профессионально обыскали. С головы до ног. Поначалу ему стало смешно, но потом он вдруг понял: они ищут вовсе не диктофон, а микрофон и провода прослушки, которой пользуются в полиции и ФБР. Неужели они думают, что он федеральный агент, тайком пробравшийся в их общину?
Кстати, вполне может быть. В конце концов, это они похитили Бет и вправе ждать расплаты. Уилл попытался взглянуть на свое появление в Краун-Хайтсе их глазами. Действительно, он выглядел подозрительно. Пришел, никого не предупредив, прикинулся репортером, начал расспрашивать людей…
— Все чисто… — сказал стражник. У него было ярко выраженное восточное произношение. Израильтянин, не иначе.
— Только это, — добавил рыжебородый,
Он сидел и слушал, как чужие пальцы неспешно листают страницы его личного блокнота, куда никто, кроме него, никогда не заглядывал. Он испугался, Сэнди предлагал ему оставить все вещи у него дома. Рюкзачок Уилл оставил, а блокнотик все же захватил. И еще думал, что поступил очень хитро. Идиот!
Молчание становилось гнетущим. У Уилла вспотели ладони и затекла спина. Он лихорадочно соображал, что именно могло выдать его. Вроде бы ничего. Многие владельцы блокнотов надписывают их, тем самым закрепляя свое право собственности. Иные даже заполняют первую страничку, где предлагается личная анкета. Уиллу всегда было лень тратить на это время, и сейчас он мысленно себя похвалил.
Другое дело — сами, записи, которых в блокноте было до черта и часть из которых он сделал прямо сегодня, пока шлялся по Краун-Хайтсу. Кто знает, что они скажут этому невидимому человеку. Может, и ничего плохого. Во всяком случае, из них будет видно, что он действительно журналист. «Так почему же я так встревожился?..» Уилл внешне ничем не выдавал своих терзаний, просто сидел, тупо уставившись прямо перед собой, и молча ждал, когда все это закончится.
Может быть, он что-то записал, пока они с Томом «ломали» электронный адрес похитителей? Уилл не помнил, но знал, что это вполне возможно…
Время будто остановилось.
Вдруг в душе Уилла вспыхнула надежда. Господи, как он раньше об этом не подумал?! На самом деле мало кому на этом свете было дано разобрать его фирменную стенографическую абракадабру. Уилл разработал ее опять-таки от лени. Он не мог заставить себя освоить пособие по профессиональной стенографии и вместо этого изобрел собственный стиль — идиотский, ни на что не похожий и едва понятный ему самому. Открытие было сделано еще в Колумбийском университете, а на практике отточено во время работы в «Рекорд».
Уилл всегда опасался, что когда-нибудь редактор попросит его предъявить записи, которые он делал во время работы над той или иной статьей. Особенно если кто-то из фигурантов статьи подаст на Уилла в суд за клевету. И что он предъявит в подтверждение своей правоты? Вот эти каракули? Суду или газете придется нанимать целый штат графологов и криптологов, чтобы разобрать в них хоть что-нибудь!
— Вы нарушили закон, мистер Митчелл. Я не имею в виду правила жизни в нашей общине. Кто мы такие, в конце концов? Всего лишь муравьи, копошащиеся в своем муравейнике. Но вы нарушили закон Ха-Шема.
Этот внезапный приговор упал на голову Уилла, словно кузнечный молот. «Что он имеет в виду?.. Какой, к черту, закон?.. Он что, уличил меня во лжи?!..» — лихорадочно соображал он.
«Не лжесвидетельствуй!»
Одна из десяти заповедей. Древних и знаменитых. Уилл знал, что они признаются как христианами, так и иудеями. Да-да, ребе хотел сказать, что поймал Уилла на вранье, не иначе! Все-таки он что-то такое отыскал в его блокноте, что выдало гостя с головой…
— Мы придаем большое значение главному правилу Шаббата — не носить ничего при себе. Мы чтим это правило. Вы понимаете, мистер Митчелл? Ничего. Ни ключей, ни монет, ни блокнотов.