Праведники
Шрифт:
В душе Уилла вновь начал закипать гнев. Если это помощь, то, черт возьми, в чем она заключается? Больше всего на свете в ту минуту Уиллу хотелось взять Юзефа Ицхака за грудки и, хорошенько встряхнув, крикнуть: «Хочешь помочь — помоги, а если решил просто устроить проверку на сообразительность, найди себе другой объект! Промедления, сомнения, шанс… теперь еще друг… Какого дьявола ты хочешь всем этим сказать?!»
— Какого дьявола он хочет всем этим сказать?! — вырвалось у Уилла.
Тиша подняла на него строгий взгляд:
— Успокойся. Твоя гневная риторика вряд ли нам чем-то поможет. Давай пока работать с тем, что у нас есть. Этот Ицхак —
Уилл поджал губы. Не хватало еще сейчас поссориться с Тишей, которая ломала голову над расшифровкой адресованных ему посланий, хотя, строго говоря, имела полное моральное право просто оставить Уилла с его телефоном наедине.
Уилл вскочил из-за стола и принялся расхаживать вдоль прохода, морщась от жирного запаха столовой, который пропитал собой все пространство «Макдоналдса». Заметив в углу вещающий в пустоту телевизор, он решительно подошел к нему и уселся перед небольшим экранчиком на скамейку — рядом с пластмассовым клоуном Робином. Передавали как раз новости из Бангкока — момент задержания местного ребе по обвинению в причастности к убийству. Подозреваемый выглядел так, словно только что покинул Краун-Хайтс, — окладистая борода, белая рубаха, черный костюм и неизменная широкополая шляпа. На него надели наручники — показательно, перед телекамерами — и увели куда-то в сопровождении двух низеньких, но весьма суровых тайских полисменов. Старик шел опустив голову. То ли ему было стыдно, что его вот так ведут, то ли он просто не хотел, чтобы мир увидел его лицо. В любом случае, на взгляд Уилла, вся сцена смотрелась на редкость нелепо и неправдоподобно. Следующий репортаж был о визите нью-йоркских сыщиков в Краун-Хайтс. Причем полицейские машины с мигалками были оставлены за границей района и не заезжали на территорию хасидской общины. Очевидно, в знак уважения к обычаям местных жителей. Эта сцены оживила в памяти Уилла спор с Тишей, который он затеял еще в интернет-кафе…
— …Я должен туда вернуться!
— Зачем? Ты хочешь, чтобы тебя и правда утопили?
— Нет, я скажу им, что это я отправил им электронное письмо с угрозой разоблачения. Я скажу, что не остановлюсь ни перед чем, если они не вернут мне жену!
— Рискованно. Слишком рискованно, Уилл. Твое появление может дать толчок к событиям, которые будут иметь необратимые последствия. Письма вполне достаточно, поверь. Твое появление там — это уже истерика, извини.
Уилл в конце концов признал ее правоту, но ворчать не перестал.
— Я не могу сидеть сложа руки, пока Бет угрожает опасность. Кто знает, на что они могут решиться сейчас, в свете новых событий, зная, что к ним вот-вот заявится нью-йоркская полиция! Они вполне могут поддаться панике, и тогда… Ты не видела этих головорезов, которые макали меня башкой в воду! Стоит одному из них лишь чуть подольше продержать беззащитную женщину в этой чертовой микве — и все!
— Уилл, ты сам себя накручиваешь. Взгляни на себя со стороны, ну ей-богу! Мы делаем что можем, и этого достаточно! Это как подъем в гору по крутому склону. Главное — не смотреть вниз, не психовать! И потом, именно из-за визита полиции они не решатся сегодня на какие-то решительные действия, они просто элементарно испугаются! Эти сообщения, которые мы получаем от Ицхака, какими бы идиотскими они тебе ни казались, все же
— А почему ты так уверена, что эти сообщения поступают к нам именно от Ицхака?
— Я вовсе не уверена в этом.
Уилл вдруг подумал, что никогда и ни о чем не спорил с Бет. И уж тем более они никогда не ссорились. С Тишей же размолвки случались постоянно, а «семейные сцены», когда оба орали друг на друга до хрипоты, были и вовсе в порядке вещей.
Он увидел, как Тиша махнула ему рукой, и поспешно вернулся к ней. Сообщения от неизвестного отправителя, которого они договорились пока именовать между собой Юзефом Ицхаком, продолжали поступать. Уилл, уже привык к этим туманным, исполненным неведомого смысла текстам. «ТО THE VICTOR THE SPOILS» («Все лавры достаются победителю»).
Уиллу почудилась в этих словах смутная угроза. Словно бы хасиды хотели сказать: «Если наша возьмет, ты Бет не получишь!» Какой ни сдерживал себя, но в нем вновь закипела ярость.
— Нет, ты только полюбуйся! Это как следует воспринимать? Как угрозу или как издевку?
— Все лавры достаются победителю, — задумчиво повторила Тиша, прилежно перенося эту фразу в блокнот. — Не знаю, не знаю…
Уилл мельком глянул на исписанный ею листок.
— Что-нибудь получается?
— Моя идея с подменой букв цифрами не сработала. Потом я вновь попыталась отработать версию с анаграммами — переставила буквы в словах, чтобы получить новые значения. По типу телефонной подсказки. В общем… отдельные слова появляются, но общий смысл ускользает. Я даже вспомнила про метод акростиха…
— Чего-чего?
— Ну, акростих. Это когда первая буква слова или предложения становится одной из букв конечного слова. Например, мы имеем словосочетание «Розы красные» и забираем из него букву Р, а из словосочетания «Колокольчики голубые» берем К. И так далее… Это было популярно в монастырях. Пересылались целые трактаты, из которых методом акростиха складывалось короткое ключевое сообщение. При этом сама словесная масса, из которой брались нужные буквы, тоже имела значение. Так, некоторые поэты любили писать сонеты из двенадцати строк, первые буквы которых составляли тридцатую.
— Понял. И что тебе дал метод акростиха?
— Он дал мне строчку, состоящую из первых букв: Н-Н-О-А-Т.
— И что это может означать?
— Понятия не имею.
— Слушай, мне этот Ицхак уже надоел со своими шарадами. О, смотри, новая на подходе!
Уилл глянул на экран и нажал «Читать сообщение». «GOODNESS IS BETTER THAN BEAUTY» («Добро сильнее красоты»).
Уилл только беспомощно развел руками, а Тиша вновь склонилась над своим блокнотом. Она напоминала сейчас гроссмейстера, дававшего сеанс одновременной игры на сорока досках. Мозг ее напряженно работал, но новые сообщения все равно поступали быстрее, чем она успевала их осмыслить.
— Бесполезно! — вдруг проговорила она.
— Ты о чем?
— Я полагаю, нам не надо дергаться до тех пор, пока череда этих эсэмэсок не иссякнет. Когда это произойдет, у нас на руках окажется полный набор, с которым уже можно будет как-то работать. А пока — нет смысла. Только я подумаю о чем-то, как тут же приходит новый текст и рушит все мои версии. Давай подождем, пока этот парень выговорится.
— Пока этот чертов Ицхак выговорится.
— Мы не знаем наверняка, он ли это.
— А кто еще?