Правила для мужчин: Как стать успешным в личной жизни, бизнесе и власти
Шрифт:
Расскажи врачам, что энурез лечится побоями. Не поверят. А я видел – он лечится! Это когда ребёнок даже ночью не спит, ждёт побоев и боится описаться. В комнате в интернате и детском доме всегда были двое-трое отвечающих за порядок, а все остальные, семь-восемь человек, им подчинялись. Таковы были правила так называемого порядка.
Семья – вот главная основа. Вся жизнь становится адом, когда её нет, когда дети растут не в семье, без любви и ласки матери, и потом – когда ещё начинают жить в среде, где правят злость и жестокость. Когда судьба становится равна проклятью.
Глава 5.
Жестокость
Жестокость. Это слово сразу напрягает даже меня, много чего повидавшего в этой жизни.
Я так думаю, что жестокость и доброта вместе живут в каждом человеке. Более того – условия для доброты или злости формируются также в семье и в обществе. Жестокость – это конечная стадия обычной человеческой злости. Это просто короткий временной период этой злости. Со злостью ещё можно смириться в человеке, но надо бояться жестокости – как крайней степени проявления этой злости.
Дети, скажу тебе, – это жестокие существа, и они становятся таковыми ещё быстрее, если попадают в такую среду, где живут по принципу превосходства. Там, в злом обществе, все живут по-другому. Там ты не выживешь и просто так не получишь свой хлеб с общего стола. В зверином сообществе звери и вырастают. Нормальные, умные, чистые дети в плохом обществе либо быстро становятся такими же, либо гибнут. И особенно без поддержки семьи.
Детских домов быть не должно, вот и весь сказ. Раздайте детей-сирот по любым семьям и платите за их воспитание. Хоть как-то лучше, хотя тоже плохо – без настоящих матери и отца. Эта детдомовская зараза так быстро въедается под кожу человеческих отношений, что даже я, росший в семье, долго потом не мог брать с тарелки последний кусок хлеба, который там всегда отдавали самому маленькому.
Я человек верующий, православный, но вот думаю – отчего-то мы все терпимо относимся к детским домам и к домам престарелых. А мусульмане к этому нетерпимы, а значит – они правильнее относятся к будущему своих наций и к своей вере. Значит, за ними будущее? Неужели будущее за другой, более жёсткой, но правильной верой в своего всевышнего? Ответ на этот вопрос мне неизвестен.
Жестокость. Насколько я жесток? Судить об этом можно не по тому, как другие себя вели по отношению ко мне, а как я действовал сам в период неконтролируемой злости и жестокости.
Сначала на спор думал, как я выдержу боль, потом хотел понять – как смогу вести себя и смогу ли ответить. Как пацаны наши – смогут ли они это сделать? Пусть даже с моего согласия, но они это сделали легко, без всякого сомнения. Четверо меня держали, а один прибивал мои ступни гвоздями к полу.
Получилось всё, что мы хотели, – и у меня, и у них. Но я же не знал, что будет хоть и не больно, но почему-то унизительно и обидно. У меня появилось столько сил, ненависти, злости и жестокости, что я ножкой, открученной от стола, ночью бил троих сонных пацанов по очереди в каждой отдельной комнате. Никто не встал на их защиту, потому что я имел на
Ничего тебе больше рассказывать не буду, самому неприятно и страшно вспоминать и переживать своё жестокое прошлое. И тут тоже есть проблема с моей психикой, и особенно в детстве. Мне всё время хотелось что-то проверить, испытать себя и узнать. Уже с возрастом я прочёл, как люди от потери крови умирали, прибитые на кресте. Так вот – не было никакого обильного кровотечения. Я проверил. Значит, умирали от другого. Был шок, да и то – первоначальный, перешедший в неконтролируемую жестокость. И боли тоже не было, той, которую можно было бы так остро запомнить. А сейчас уже вспоминаю и думаю – ну ни фига себе, каким я, видите ли, был экспериментатором.
Это всё из-за отсутствия ограничивающего меня страха. Я неосознанно и не опасаясь последствий, по своей детской наивности, делал то, что другие делать боялись. У меня его просто не было, этого страха, я не знал и остро не воспринимал это чувство. А что осталось от этого случая? Уже более 50 лет я почти каждый месяц на ногах обрезаю мозоли, оставшиеся от гвоздей. Также у меня осталось чувство уверенности в себе – что всё могу выдержать и победить. Я сильный, могу за себя постоять и за обиду отомстить – без жалости и сомнения. Ничего себе вывод.
Спасибо маме моей и судьбе, что я вырвался из прошлой жизни и больше туда не возвратился. Сколько бы ни проезжал мимо Долинского детского дома-интерната, так ни разу не зашёл в него. Не хочу и не могу себя заставить. Говорят, через несколько лет его закрыли и сделали там районную библиотеку.
Я потом, уже через много лет, узнал, как сложилась судьба у тех, кто забивал мне гвозди в ноги. Саша Онуприенко и Коля Романов были друзья из одного посёлка Фирсово. Уже после интерната, но ещё в молодом возрасте Саша и Коля на очередной пьянке-гулянке поругались крепко, но без причины, как обычно. И Саша Онуприенко пырнул ножом своего закадычного друга Колю Романова, который потом, промучившись недолго в больнице, умер от потери и заражения крови. Вот такая вот судьба у моих бывших друзей-недругов и приятелей по интернату.
После того, что я тебе написал сейчас, чувствую себя, будто целый день сено косил или вагон сахара разгрузил. Оказывается, вспоминать все эти тяжёлые случаи в моей жизни и сопережить уже прожитое – энергозатратное дело. Для этого тоже требуется много эмоциональных, психических сил и жизненной энергии. Словно кто-то по ту сторону реальности поедает их, всё время подбрасывая новые забытые сюжеты.
А сейчас я стараюсь не только сам жить настоящим, но и всех своих детей втянуть в семейный бизнес. Насколько возможно, сам принимаю на себя все проблемы стратегического управления теперь уже нашим семейным бизнесом.
Каждому ребёнку даю заработок, подарил квартиру, автомобиль, выучил в институте, дал им возможность получить высшее образование, выдал замуж, обеспечил деньгами, дал работу. Дети и внуки – это лучшее, что у меня есть. Вот теперь всё делаю, чтобы у них тоже было лучшее и необходимое.
Ну и жёны мои… Одна любимая. Это надежда моя и любовь всей моей жизни. Другая тоже была любимая, но в прошлом. Делаю всё, чтобы она тоже ни в чём не нуждалась.
Я начал новую жизнь в 50 лет.
Прошло 15 лет после моего первого случайного знакомства с моей будущей молодой женой. У нас уже трое детей. За все эти годы я ни разу не пожалел о том, что женился второй раз и о том, что у меня новая семья. Когда тебя за всё награждает Господь взаимной любовью с женщиной – тогда ты понимаешь, что именно эти пазлы на огромном полотне твоей жизни должны были сойтись, превратившись в красивый узор. Это то, о чём могут мечтать любой мужчина и женщина. Мечтать и считать себя счастливыми. Главное – не надо бояться принимать решения и совершать поступки. Я счастлив!