Правила крови
Шрифт:
— Ты должна делать то, что считаешь правильным, — говорю я.
Джуд начинает рассказывать о новых рукописях, которые пришли к ней в издательство. Нельзя сказать, что она боится разговоров о зачатии и о детях — просто не хочет утомлять и раздражать меня. Думаю — почти уверен, — что ее тяготит сам факт существования у меня сына Пола. Джуд любит его и с радостью принимает, когда он приходит к нам, но Пол невольно служит ей напоминанием, что мне больше не нужно детей. Если их у меня больше не будет, я не стану несчастным, не буду роптать, и кроме того — не знаю, насколько это важно, — мне есть кому передать титул. Джуд это чувствует, причем интуиция ее не обманывает, хоть я и притворяюсь изо всех сил. Правда, здесь тоже есть своя сложность. Если изображать, что я хочу ребенка
Джуд спрашивает, что еще я узнал о Генри, и я передаю ей стопку бумаг — копии его заметок, которые я увеличил до удобочитаемого размера. Она листает их, останавливается примерно на середине стопки и начинает внимательно просматривать фрагмент лекции Генри, прочитанной перед каким-то благородным собранием, точно так же, как и я, заинтригованная его рассуждениями.
Эти заболевания переносятся кровью. В этом у нас нет сомнений. Но что такого содержится в крови, от чего одни люди заболевают гемофилией, а другие — геморрагической сыпью? Разумеется, некая субстанция, которая передается с кровью от пациента его потомкам. Нам очень трудно представить, как кровь отца может попасть к плоду в утробе матери и оказать на него влияние — свой вклад отец внес при зачатии, посредством семени. Но это должно быть так. Вся кровь выглядит одинаковой, но на самом деле она разная. Врачи пытались перелить кровь от одного человека другому или от одного животного к другому с 1665 года. Пипс [15] в своем дневнике упоминает о подобном эксперименте с собаками. Во Франции Жан-Батист Дени переливал пациентам овечью кровь, пока один из них не умер, после чего врача арестовали. С тех пор мы не добились существенного прогресса, хотя пять лет назад Джеймс Бланделл сообщал об успешных переливаниях крови. При смешивании красных кровяных клеток одного человека с сывороткой другого человека в большинстве случаев происходит слипание кровяных клеток, а иногда — их разрыв. Узнаем ли мы когда-нибудь, почему?
15
Английский чиновник морского ведомства, автор знаменитого дневника о повседневной жизни лондонцев периода Стюартовской Реставрации.
— Да, узнаем, — говорит Джуд. — Узнали. А когда Бланделл сообщал об успешных переливаниях? Зная это, ты можешь датировать документ пятью годами позже.
Я обещаю проверить, и Джуд откладывает бумаги, говорит, что ужин, наверное, готов, и спрашивает, буду ли я пить ее вино. За едой мы обсуждаем потрясающий роман, который она готовит к публикации; книга написана автором с, как мы теперь его должны называть, «азиатского субконтинента», и, по мнению Джуд, является одним из главных претендентов на Букеровскую премию. Книга рассказывает об институте брака в Индии, и пять главных событий в ней являются свадьбами. Джуд спрашивает, выяснил ли я что-нибудь о женитьбе Генри — когда это произошло и почему.
Я говорю, что люди сами не знают, почему вступают в брак, но Джуд возражает, что в ее случае причина ей хорошо известна. Мы улыбаемся друг другу поверх курицы с грибами, и я говорю: конечно, каждый человек знает себя, но знают ли другие?
— Ты говорил, Генри запал на Кэролайн Гамильтон.
— Похоже, только она вышла замуж за другого.
— А еще была та женщина, чей портрет написал Сарджент, — напоминает Джуд. — На календаре в кухне есть репродукция.
— На ней он тоже не женился. Она вышла замуж за человека по имени Каспар Рейвен.
— А Генри?
— Он женился на Луизе Эдит Хендерсон, которую всегда называл Эдит, — на моей прабабушке. В то время он уже был сэром Генри, известным и уважаемым врачом. Это произошло в 1884 году, и Генри исполнилось сорок восемь.
— А сколько лет было ей?
Я говорю, что Эдит родилась в 1861-м, и значит, ей было двадцать три. Большая разница, замечает Джуд, хотя для XIX века это обычное дело, а потом спрашивает, как он удовлетворял свои сексуальные потребности все эти годы. Она слышала, что в те времена в Лондоне было
— Он содержал женщину в доме на Примроуз-Хилл.
— Откуда ты знаешь?
— Из того письма Клары, а также от внучки той женщины. Я собираюсь встретиться с внучкой через пару недель. На данный момент я знаю только, что женщину звали Джемайма Эшворт, хотя все знали ее как Джимми. Она жила в маленьком домике на Чалкот-роуд, который Генри купил, или скорее снимал, для нее.
Джуд спрашивает, есть ли в дневниках и письмах Генри какие-либо свидетельства существования Джимми Эшворт, и я рассказываю ей о пентаграммах.
— Я не совсем понимаю, что ты подразумеваешь под словом «пентаграмма».
— Что-то вроде звездочек, пометок в тексте. Ты берешь ручку или карандаш, проводишь диагональную линию снизу вверх, потом вниз под углом сорок пять градусов к первой, потом снова вверх, чтобы она пересекла первую посередине, потом горизонтально и, наконец, вниз, пока не получится пятиконечная звезда. — Я показываю Джуд, как это делается, на листке бумаги, используемой для списка покупок, который мы прикрепляем к пробковой доске. — Пентаграммы в дневнике Генри встречаются в среднем два раза в неделю на протяжении девяти лет, начиная с 1874 года.
Я тут же вспоминаю: кто-то говорил мне, что женщины так отмечают дни начала месячных, ожидаемые или реальные, и кровь бросается мне в лицо. Джуд, похоже, ничего не замечает. Внезапно до меня доходит, что первая пентаграмма появляется в дневнике в день свадьбы Кэролайн Гамильтон в Абердине. Интересно, это совпадение или нечто намеренное? Может, Генри говорит: «Она не будет моей, все кончено, и поэтому я могу забыть о морали и завести себе любовницу?»
Мы отнесли посуду на кухню, и теперь моя очередь мыть посуду. При наличии посудомоечной машины задача нетрудная, особенно если вы ленивы и загружаете в нее кастрюли, как это делаю я. Джуд смотрит на календарь и листает его страницы назад, к февралю, пока не появляется лицо миссис Каспар Рейвен. Под репродукцией портрета информация, что Сарджент написал его в 1894 году. Ей тогда было тридцать четыре или тридцать пять, и это красивая женщина того же типа, что и Джуд (о чем я сообщаю ней), но, конечно, не такая стройная. Оливия Рейвен — пухлая, как того требовала тогдашняя мода, дама с высокой, полной грудью, округлыми руками и мягкими белоснежными плечами; на ней серовато-белое шелковое платье с глубоким вырезом, а на шее жемчужное ожерелье. Тонкая талия, похожая на узкую колонну, перехвачена лиловым кушаком. Волосы у нее — такие же, как у Джуд, темно-каштановые, почти черные, густые и слегка вьющиеся — подняты вверх, а один волнистый локон падает на плечо. Сарджент с удивительным искусством изобразил ее сияющую кожу и влажные красные губы. Женщина выглядит ухоженной, капризной, избалованной и, что неудивительно, любимой.
— Ей бы не помешало сбросить пару стоунов [16] , — замечает Джуд, — хотя, наверное, тогда любили таких женщин. Она действительно мила. Почему Генри на ней не женился?
— Кто знает? Кроме красоты, у нее было много денег. По меркам семьи Бато — отцом Оливии был сэр Джон Бато — Генри не считался состоятельным, хотя был красив, удостоен рыцарского звания и лечил королевскую семью.
— У тебя есть его фотография в молодости?
— Свадебная. Сорок восемь — это молодость?
16
Британская мера веса; 1 стоун равен приблизительно 6,35 кг.
Джуд ухмыляется и говорит, что да.
— А как выглядела Джимми Эшворт?
Я понятия не имею. Может, внучка знает? На данный момент мне практически неизвестна эта сторона жизни Генри. Фамилия внучки не Эшворт, а Кимбелл, миссис Лаура Кимбелл, и она может быть дочерью сына или дочери Джимми, которые могли родиться как до Генри, так и после него. Через две недели я надеюсь это выяснить, хотя и опасаюсь, что миссис Кимбелл может оказаться очень старой дамой. Почерк в ее письме дрожащий и неровный. Ее дочь, с которой я разговаривал по телефону, сказала, что мама прекрасно держится для ее возраста, и эти слова прозвучали для меня предупреждением.