Правила мести
Шрифт:
Внезапно Джонатан остановился.
— Где она? — спросил он.
Грейвз посмотрел на Форд, затем снова на Джонатана, и тот собрал волю в кулак в ожидании самого худшего. Но Грейвз лишь покачал головой:
— Пока мы ее не нашли. Но не беспокойтесь. Мы обыскиваем комплекс. Она не могла уйти далеко.
Джонатан кивнул. Ей удалось скрыться, и они все это знали. Он обернулся назад и посмотрел на зияющую дыру, проделанную взрывом в стальной стенке бассейна.
— Недостаточно низко, — прошептал он, обращаясь, в сущности, к самому себе. —
— Что-что? — переспросил Грейвз. — Не разобрал, что вы сказали…
Но Джонатан так и не ответил. Он вдруг почувствовал, что слишком устал для объяснений.
— Пойдемте, — позвала Кейт. — Нужно успеть на самолет в Лондон.
— А у меня есть выбор? — спросил Джонатан.
— Нет, черт побери! — заявил Грейвз. — Если вы думаете, что за это вам все простится, то вы жестоко ошибаетесь.
76
Часом позже сэр Энтони Аллам, генеральный директор МИ-5, снял трубку и позвонил Фрэнку Коннору:
— Твоя девчонка только что объявилась.
— Где?
— В Нормандии, на АЭС под названием «Ла Рень». Она пыталась устроить там диверсию, чтобы парализовать всю французскую сеть атомных электростанций. Собственно, хотела взорвать эту «Ла Рень» к чертовой матери. Кстати, это ей чуть было не удалось.
— Вы ее задержали?
— Нет, — ответил Аллам. — Она скрылась.
— Дьявольщина! — разозлился Коннор.
— Во Франции полиция объявила ее в общенациональный розыск. Интерпол тоже подключился.
— Едва ли у них что-то получится. Она сущий призрак, эта девица. Им ее никогда не найти.
— Возможно, — согласился Аллам. — Однако нам точно известно, что она работала на Сергея Швеца из ФСБ. Оказывается, она русская, но ты-то наверняка об этом давно знал.
— Конечно знал. Ведь я сам завербовал ее восемь лет назад. Просто не верится, что ей захотелось опять вернуться к этим… — Коннор вздохнул. — Во всем виноват я один. Эх, зря мои парни так облажались тогда в Риме. Не люблю оставлять за собой мусор.
— Французская разведка задержала Швеца. По-видимому, он сам руководил этой операцией. Нам удалось вычислить в Париже его явочную квартиру и там накрыть. Однако этой новости не дадут ход, пока премьер-министр лично не переговорит с Кремлем.
— Если русские заберут его домой, я не дам за его жизнь и ломаного гроша.
— Но, как бы там ни было, — продолжил Аллам, — то, что вы натворили в Лондоне за последние несколько дней, не лезет ни в какие ворота.
— Эмма Рэнсом предала «Дивизию», — пробурчал Коннор, — и я просто исполнял свой долг. Извините, если при этом наступил кому-то на мозоль. Но вам больше незачем беспокоиться. Вечером я улетаю.
— Удачного путешествия! Дам знать, как обернутся дела во Франции. — Аллам помедлил, глядя на стенные часы. Он уже две минуты говорил по обычной линии и решил, что для прослушивания этого вполне достаточно. — Да, вот еще что, Фрэнк, у тебя есть какие-нибудь предположения
— Кто ее знает… Я же сказал, она — сущий призрак.
Фрэнк Коннор отключил телефон. Связь оказалась не такой уж плохой, особенно если учесть, что находился он во многих километрах от ближайшей антенной мачты сотовой связи. Волна приподняла шхуну, и он, чтобы сохранить равновесие, покрепче ухватился за штурвал. На судне хотя бы одна рука всегда должна быть на штурвале,так его учил отец. Главная заповедь всех, кто ходит под парусом. Слева по борту еще был виден французский берег, на котором далеко, в дымке, вырисовывался массивный белый купол электростанции «Ла Рень».
— Итак, — произнес он, подавая Эмме Рэнсом полотенце, — куда теперь?
— Пока не знаю, — ответила она, вытирая волосы. — Это зависит от того, что случится теперь, верно?
Коннор похлопал ее по спине:
— Верно, Лара. Так оно и есть.
— Меня зовут Эмма, — возразила она. — Эмма Рэнсом.
Коннор кивнул. Он знал, что лучше не спорить. Вполне естественно, когда после задания агент становится слишком чувствительным к мелочам, а ее миссия оказалась потруднее многих.
— Ты ведь не станешь с ним больше встречаться.
Эмма метнула в сторону Коннора быстрый взгляд и так же скоро его отвела:
— Нет, не стану.
— Он, верно, так никогда и не узнает.
— Понятное дело.
Коннор улыбнулся и завел речь о долге, о великой Америке и о цене, которую приходится платить людям их профессии. Его рассуждения могли показаться избитыми, затасканными, и он прежде повторял их уже сотни раз, но до сих пор верил в сказанное. В каждое слово.
Эмма Рэнсом покачала головой и стала смотреть на далекий берег:
— Эй, Фрэнк, лучше заткнись и крути свой штурвал.
77
Настал конец сентября. Холодный воздух, прорвавшись из-за полярного круга, накрыл Москву тяжелой облачностью и не давал температуре подниматься выше нуля. Люди надели теплые пальто, куртки, закутались в шерстяные шарфы. В парке Горького залили каток и открыли на две недели раньше обычного. Метеорологи предсказывали суровую и продолжительную зиму. Но в особенности сильный холод стоял в подвалах Лубянки, этой вековой гранитной цитадели, где содержались политзаключенные одной из самых страшных тюрем страны.
— Ты поставил нас в затруднительное положение, Сергей, — посетовал российский президент. — Улики неопровержимы. Не говоря уж о твоем аресте в Париже.
Швец сидел за голым деревянным столом, с высоко поднятой головой.
— Конечно, — ответил он. — Особенно если учесть, что они все это сами и подстроили.
— Не смеши, — возразил Игорь Иванов. — Ты еще скажешь, что всю твою операцию задумали американцы. Может, это Фрэнк Коннор попросил тебя меня убрать?