Правила охоты
Шрифт:
Теперь, когда Палмер тоже был настороже, Шванберг почувствовал себя намного спокойнее. Оставалось решить еще один вопрос — что делать? Прикрывать Кацуду, конечно, необходимо, но собственная жизнь всегда была для американца самой большой ценностью, которую он спасал в первую очередь.
Он посмотрел на часы. Черт побери! До начала встречи оставалось всего двадцать две минуты. Придется поторапливаться, если они хотят решить свою проблему до того как начнут разворачиваться главные события. Шванберг чувствовал, что потом может оказаться слишком поздно. Он не хотел геройски погибнуть на боевом посту. В этом случае он и Чак, несомненно,
[17] “Бронзовая Звезда” — медаль “За отвагу” в армии США, которой награждаются отличившиеся в бою военнослужащие. За участие в воздушных боях медаль не выдается.
Чертовски слабое утешение, особенно если сам ты превратишься в горстку пепла в казенной стандартной урне, запертой в чьем-нибудь пыльном сейфе только потому, что кто-то позабудет захоронить ее в Саду Памяти. Именно таким образом и поступил бы он, Шванберг, если бы все роли были заранее распределены. Смерть на посту — что может быть удобнее и лучше? Никаких скандалов, никаких судебных процессов, никакой огласки. Контора никогда не любила поднимать шум.
Чем больше Шванберг раздумывал над этим, тем сильнее становилась его уверенность, что он на крючке. К. чертям логику! Он чувствовал, что прав.
И сразу же он задумался над двумя вопросами: почему Фицдуэйн до сих пор ничего не предпринял и кто именно должен был прикончить его?
Ответ на первый вопрос тут же нашелся. Фицдуэйн не знал, как будут развиваться события в доме Ходамы, и хотел иметь в своем распоряжении как можно больше стрелков. Он принял правильное решение, не подозревая, что оно окажется гибельным для него.
Фицдуэйн уже изготовился к действиям, имея намерение опередить Шванберга, но потом снова расслабился. Его инстинкты вопили об опасности, но холодный голос разума твердил, что пока все должно развиваться по сценарию. Главным было все-таки то, что произойдет внизу, во дворе Ходамы.
Шванберг подождет. К тому же против него Фицдуэйн придержал в колоде джокера. Это был старый, испытанный джокер, который хорошо знал, что делает. Правда, он был уже не так молод, как когда-то и, возможно, его рефлексы чуть притупились.
Но Фицдуэйн подавил свои сомнения. Их положение и так было достаточно непростым, чтобы осложнять его еще сильнее опрометчивыми действиями.
Шванберг подождет.
Фицдуэйн еще раз посмотрел на него и Палмера, но не заметил никаких тревожных перемен.
Размышляя о том, кто должен был привести приговор в исполнение, Шванберг вдруг осознал, что его мысли все чаще и чаще возвращаются к Берджину. Совсем недавно он не верил, что с этой стороны ему может что-то грозить, но теперь начинал осознавать свою ошибку. Такие вопросы Управление предпочитало решать в узком “семейном” кругу. Позволять посторонним ликвидировать своих сотрудников считалось дурным тоном и могло создать опасный прецедент. Таким образом, либо один из троих работает на ЦРУ, либо… либо опасность исходит с другой стороны.
Шванберг снова оглядел внутренность гондолы. Прежде чем дать согласие на использование дирижабля, он прочитал
Пассажирский салон был освещен только тусклым красным светом — так было нужно для нормальной работы приборов ночного видения. Вскоре свет и вовсе погаснет, это произойдет, когда все внимание будет обращено на происходящее внизу. Если они решатся действовать, то это будет очень скоро, иначе ни Фицдуэйн, ни его компания ни черта не увидят в кромешном мраке.
Внутреннее помещение гондолы напоминало узкую и длинную комнату, подвешенную под огромной оболочкой с газом. В передней ее части располагалась кабина пилотов, отделенная от салона перегородкой высотой в три четверти расстояния от пола до потолка. Строго говоря, дирижаблю вовсе не нужны были два пилота, однако наверняка существовали какие-то правила безопасности полетов, которые делали присутствие второго летчика необходимым.
Середину гондолы занимал салон. В пассажирском варианте здесь стояло двадцать четыре кресла, но сейчас остался только узкий двойной ряд сидений в центре. Здесь сидел Фицдуэйн и что-то говорил в микрофон. Рядом с ним проверял свое оружие снайпер из группы “Дельта”. Сзади и слева, небрежно опираясь на переборку, стояла японская сучка и, казалось, дремала. Глаза ее, во всяком случае, были закрыты, и Шванберг решил, что она занята какой-нибудь дурацкой медитацией.
За задней переборкой находились двигатели, отделенные от салона толстым слоем звукоизоляции. Шванберг попытался еще раз представить себе схему устройства воздушного корабля и едва заметно вздрогнул. Как он мог позабыть! С левой стороны сзади располагался туалет, а справа должен был оставаться крошечный закуток для кухни.
Туалетом он пользовался, так что с этой стороны опасности ждать не приходилось. Тогда он посмотрел в сторону камбуза и обмер. Никакого закутка там не было. Крошечное пространство было перекрыто переборкой с дверью, и внезапно весь план стал абсолютно ясен Шванбергу.
— Чак!!! — заорал он, выхватывая пистолет и всаживая в эту дверь одну за другой семь пуль.
Дверь с треском распахнулась, и из крошечного камбуза вывалился Майк Берджин. Из раны на его шее хлестала кровь. В правой руке он держал автоматический пистолет с глушителем. В последний момент толстый ствол повернулся к Шванбергу, и тот увидел, как дважды подпрыгнул черный кружок дульного среза, но он знал, что Майк промахнется. Так и получилось.
Шванберг снова почувствовал прилив сил. Он снова оказался хитрее и быстрее. Его не доконал Вьетконг, и никому другому это тоже не под силу. На секунду огромная радость пронзила Шванберга — он почувствовал себя проницательным и неуязвимым.
Он выстрелил еще три раза и увидел, как череп Майка раскололся как орех, а тело отлетело обратно, туда, откуда появилось.
Чифуни ловко упала на живот, и предназначавшаяся ей пуля, выпущенная Палмером, пробила переборку. Теперь Чифуни прикрывал ряд сидений в центре, и американец сделал несколько выстрелов наугад, пытаясь определить се позицию.
Пока он стрелял, Чифуни подползла ближе, а потом приподнялась на колени и аккуратно всадила две пули Палмеру в живот.
Палмер сложился пополам, и Чифуни выстрелила в него еще раз. Пуля пробила макушку и вышла из шеи.