Правила первокурсницы
Шрифт:
— И чего же хотел ты? — спросил Мэрдок, двигаясь от одной полированной стены к другой.
— Мне нужно было, чтобы они открыли дверь, а дальше я бы разобрался с тем, кому и куда втыкать нож. Ну, попытался бы. — Он улыбнулся, вот только глаза оставались серьезными.
— То есть ты соврал? — в голосе Дженнет слышалось несвойственное ей одобрение.
— И они это знали. — Цецилия сжала кулаки. — Они все это спланировали. Они всегда все планируют. На много ходов вперед. А я позволила себе забыть об этом, позволила себе поверить, что все получится. Позволила безумной надеже обмануть себя, я так хотела… — Она закрыла глаза.
—
— Они выманили тех, кого не удалось схватить с первого раза. Выманили детей… Вас, — степнячка посмотрела на Мэрдока, — поймали на живца.
В руках Кристофера появился нож, о котором столько говорили в последние минуты, вогнал лезвие между створок и надавил, используя оружие, как рычаг.
— Поймали, а потом заперли, оставили умирать, даже руки пачкать не стали, — целительница продолжала разговаривать сама с собой.
Нож Оуэна звякнул, рыцарь выругался, двери остались закрытыми.
— Ненавижу! — выпалила вдруг Гэли и ударила рукой по гладкой стене. — Как же я все это не-на-ви-жу! — С каждым произнесенным слогом, подруга ударяла кулаком по стене.
— Прекрати! — рявкнула Дженнет, но Гэли словно не слышала.
Я ощутила холод, который поднимался все выше и выше по ногам, будто сквозняк пробежал по комнате. Вот только это было далеко не так.
Крис продолжал ругаться, нож уже занял положенное место на поясе. Рыцарь отступил от двери на пару шагов, а потом, взяв короткий разбег, ударил плечом в створки.
Я поняла, что больше не чувствую коленей, не чувствую ни изгиба кресла, ни ткани юбки.
«Восходящий паралич», — сказала целительница.
Какие отвратительные слова!
— Помочь? — рядом с Оуэном встал сперва Альберт, а потом и Мэрдок. Следующий удар они нанесли все вместе. Жаль, что дверь осталась равнодушна к такому усиленному вниманию.
— Крис, — едва слышно позвала я, когда мужчины ударили по створкам в третий раз.
Но Оуэн услышал, разобрал тихие слова сквозь покаянный голос Цецилии, сквозь яростные выкрики Гэли. Обернулся. Взгляд синих глаз остановился на мне, и то, что он увидел, заставило его забыть о двери, о том, что мы заперты, забыть об окружающих, о демонах, Аэре, разломе… В два шага он оказался рядом и сжал мои ледяные пальцы своими.
— Иви?
— Не уходи, — попросила я. — Просто побудь рядом, пока… — Я закусила губу, чтобы не расплакаться, надо быть сильной. Кто только придумал эти глупости? Мы никому ничем не обязаны. Никому кроме себя. И тем, кто нам дорог. Только им и больше не кому, да простят меня девы. — Мне просто очень страшно, — призналась я, глядя в синие глаза, и слезы все-таки потекли по щекам. — Не уходи.
Его взгляд изменился. Ярость погасла, сменившись тревогой, а потом паникой.
— Эй, — он сжал мои пальцы, — все будет хорошо, — повторил Крис, и его голос был таким мягким, таким непривычным. Слишком непривычным. Тот, кого называли жестоким бароном, никогда так не разговаривал. Именно поэтому я ему не поверила в первый и последний раз. Сейчас Крис бы сказал все, что угодно, пообещал луну с неба. Любую из лун. Совсем как папенька, когда маменька проплакала битых два часа, после того, как Аньес пролила жидкость для завивки волос на ее любимое выходное платье. Граф Астер поклялся уволить неумеху-островитянку и скупить все платья в модных лавках Льежа. О последнем он впоследствии сильно сожалел, учитывая его прижимистость,
— Иви, — Крис взял мое лицо в ладони и вытер пальцами соленую влагу. — Никуда я от тебя не денусь, даже если в один из дней ты решишь меня прогнать. Никогда и никуда.
— В нашем случае «никогда» обещает быть недолгим. — Я попыталась улыбнуться, но у меня не получилось.
Кристофер это понял, он вообще всегда понимал меня без слов. Рыцарь наклонился к лицу и поцеловал меня. Вот так просто в присутствии людей, в свете лампы. И сделал это так естественно, словно делал это всегда, словно это посторонние должны стыдиться, а не мы. Его поступок ужасал и вместе с тем вызывал восхищение. Именно это я бы и хотела унести с собой в вечность, мягкость мужских губ и тепло рук, а не свои соленые слезы и сожаления.
— Значит, это все? — спросила Мэри, опускаясь на пол рядом с креслом, в котором сидел Вьер.
— Все? — уточнила Дженнет, в ее голосе слышался вызов, и вместе с тем он дрожал.
— Все? — Обернулась к нам Гэли.
Ответом им была тишина.
— Ну раз так… — с несвойственной ему грустью проговорил кузен, коснулся пальцами железной руки, что там звякнуло, а потом на его ладони оказались два продолговатых цилиндрика. — Берег на крайний случай. Совсем крайний, — пояснил он, глядя на недоуменное лицо Мэрдока. — Когда мне станет совсем нечего терять. Нечего и некого, — добавил Альберт, выделив голосом слово «мне».
Дженнет посмотрела на кузена с одобрением, а еще в ее глазах мелькнуло что-то такое… Что-то знакомое. Где-то я уже видела подобный взгляд. Неужели в зеркале? Не может быть…
— Одни эгоисты кругом и ни одного альтруиста, — прошептала Мэри.
— Да и слава девам, — рассмеялся железнорукий. — Если бы я применил эти штуки раньше, мы бы сейчас не разговаривали.
— Те самые? — спросил Вьер.
— Те самые, господин тиэрец. Последнее средство, способное разнести всех и вся. — Цилиндрики упали с его ладоней на пол и покатились к полированным стенам. Раздалось тихое шипение…
— Закройте глаза! — выкрикнул Вьер. — И молитесь, чтобы хоть кому-то повезло, потому что это не магия, а взрыв в замкнутом пространстве…
Договорить он не успел. Шипение стало громче, заглушая его слова. Я успела увидеть, как Альберт толкнул Дженнет в сторону. Странно, но герцогиня не велела держать ему руки при себе. Или совсем не странно? Я успела услышать, как вскрикнула Мэри. Успела заметить, как Крис встал так, чтобы закрыть от меня один из разрушительных зарядов. Или меня от него.
Цилиндрики раскатились в разные сторон, один ударился о стену. Шипение смолкло, а потом…
Мир рассыпался. Разлетелся острыми осколками, с пронзительным скрежетом, от которого так и хотелось закрыть уши, разошелся в стороны. Мир упал. И мы упали вместе с ним. Упали все вместе и каждый по отдельности. Краткий миг полета, удар, который выбил из тебя дух, удар, который вполне мог стать последним, а затем тишина. Черная, ватная. Не знаю, как тишина может иметь цвет, как ее вообще можно видеть и чувствовать. И, тем не менее, я ощутила все это разом и…