Правила секса
Шрифт:
Я продолжаю смотреть Хьюи Льюиса, который теперь не может уйти с вечеринки. Он держится за руку с какой-то глупышкой-блондинкой, и они не могут найти выход. Они продолжают открывать двери, и ни за одной из них нет выхода. За одной – поезд, который мчится на них со свистом, за другой – спрятавшийся вампир, но выхода нет ни за одной из них. Как символично.
– Кокс есть? – спрашивает Ричард.
Волна раздражения захлестывает меня, но я лишь крепче сжимаю бутылку «Хайнекена».
– В «Саре Лоренс» кокса навалом, – говорит он.
Клип заканчивается, и начинается еще один, но это не клип, а реклама мыла, и я перевожу взгляд на Ричарда.
– Что происходит? – спрашивает он.
– Не знаю, – говорю я. – А что происходит?
– Со мной? – спрашивает он.
– Да уж наверно, – говорю я. – С кем еще, идиот?
– Я не знаю, – говорит Ричард. – Ходил прогуляться.
– Ходил прогуляться, – повторяю я.
– До бара, – вздыхает он.
– Удачно? – спрашиваю я.
– Был бы я здесь с тобой? – говорит он.
Его грубая попытка наехать, если это вообще был наезд, раздражает меня еще больше, чем если бы он выдал настоящую… что? крутую шутку?
– Ты пьян? – спрашиваю я, смутно надеясь, что да.
– Хотелось бы, – стонет он.
– Прям хотелось бы? – уточняю.
– Да. Очень, – снова стонет он, укладываясь на кровать.
– Ну и сценку ты закатил за ужином, – отмечаю я. Мы смотрим очередной клип или, может, очередной рекламный ролик, непонятно, а потом он говорит:
– Отъебись. Мне насрать.
Он помолчал, задумавшись, а потом спросил, глядя на стену между номерами:
– Они обе спят?
– Да, – киваю я.
– Я ходил в кино, – признается он.
– Мне плевать, – говорю я.
– Отстой, – говорит он.
Он поднимается и подходит к магнитофону, втыкает кассету; из динамиков раздается жесткий панк, и я в полном ужасе вскакиваю, а он, скорчив рожу, убавляет звук, затем начинает злорадно хихикать и присаживается в кресло рядом с моим.
– Что ты смотришь? – спрашивает он.
У него в руках каким-то сверхъестественным образом снова появилась бутылка «Джек Дэниелс», и он, открутив крышку, предлагает мне выпить. Я трясу головой и отталкиваю бутылку.
– Клипы, – говорю.
Он смотрит на меня, потом поднимается и пялится в окно; он совершенно неугомонный, всегда готов поебаться, от него исходит нервная энергия предвкушения.
– Вернулся, потому что пошел дождь.
Я слышу, как он прикуривает, чувствую запах дыма. Я закрываю глаза, облокачиваюсь на спинку кресла и вспоминаю дождливый день, когда мы с Шоном сидели в общем корпусе, оба с бодуна, с одной тарелкой купленных в буфете френч-фрайз
– Помнишь выходные на Согатаке и Макинак-Айленде? – спрашивает он.
– Нет, не помню. Я только помню адские выходные на озере Виннебаго. На самом деле я никогда и не был на Макино-Айленде, – негромко говорю я.
– Макинак, – поправляет он.
– …но, – говорю я.
– С тобой непросто, Пол, – произносит он сладко.
– Пристрели меня.
– Ну, тогда ты помнишь, что Томасы тоже всегда приезжали? – спрашивает он. – Брэда Томаса помнишь? Красавец, но мегаупырь.
– Мегаупырь? – спрашиваю я. – Брэд? Брэд из Лэтина?
– Нет, Брэд из Фенвика, – говорит он.
– Я не помню Брэда Томаса, – говорю я, хотя учился в Фенвике с Брэд ом и Ричардом.
На самом деле я был влюблен в Брэда. Или это был Билл?
– Помнишь четвертое июля, когда мой отец сильно напоил тебя, меня и Кирка на яхте и у моей матери случился припадок? Мы слушали лучшие сто хитов по радио, и кто-то выпал за борт, верно? – говорит он. – Помнишь?
– Четвертое июля? На яхте? – спрашиваю я.
Неожиданно мне становится интересно, где сегодня вечером мой отец, и меня слегка удивляет, что это не наводит на меня тоску, потому что я типа припоминаю отцовскую яхту, я помню, как мне ужасно хотелось увидеть Брэда голым, но не помню, падал ли кто-нибудь за борт, и я слишком устал, чтобы даже приблизиться к Ричарду, поэтому откидываюсь в кресле и говорю ему:
– Я все помню. Давай дальше. К чему это ты?
– Я скучаю по тем дням, – говорит Ричард искренне.
– Ты урод, – говорю я.
– Что случилось? – говорит он, отворачиваясь от окна.
Ну, давай посмотрим: твой отец ушел от твоей матери к другой женщине, и мистер Томас, если правильно помню, умер от сердечного приступа во время игры в поло, а ты стал торчком и пошел в колледж, и я тоже торчал какое-то время и отправился в Кэмден, где сравнительно перестал торчать, и я просто не пойму, что ты хочешь услышать, Ричард? И так как мне надо что-то сказать, я просто снова говорю:
– Ты урод.
– Похоже, мы выросли, – говорит он с грустью.
– Выросли, – говорю я. – Глубокое наблюдение.
Он садится рядом со мной на другое кресло.
– Ненавижу колледж.
– Не слишком ли поздно жаловаться? – спрашиваю я.
Он не обращает на меня внимания:
– Ненавижу.
– Ну, первые пара лет неприятные, – говорю я.
– А дальше? – Он смотрит на меня, серьезно дожидаясь моего ответа.