Правила. Не снимай штаны в аквариуме
Шрифт:
Т-ы д-о-м-а?
Колокольчик звенит опять. Я поднимаю глаза. На пороге стоит миссис Морхаус и смотрит на меня, скрестив руки на груди.
Миссис Фрост уронила журнал, и даже девушка-администратор перестала печатать — ее руки замерли над клавиатурой, как у дирижера перед началом симфонии.
— Джейсон настоял, чтобы я вернулась, — говорит миссис Морхаус, — и сказала тебе, что ему понравился твой рисунок.
Она разворачивается, чтобы уйти.
В окно я вижу, что Джейсон ждет ее у въезда на пандус.
—
Приподняв край листа, я осторожно его вырываю. Цветные карандаши падают с моих колен и катятся по полу, но я не обращаю внимания.
— Раз он ему понравился, пусть возьмет. Передайте ему, пожалуйста, что точка в окне — это фонарик.
Его мама улыбается.
— Я скажу ему.
Я слишком смущена, чтобы посмотреть, как она отдает рисунок Джейсону. Я опускаюсь на колени и собираю цветные карандаши — некоторые закатились под батарею.
— Ты хорошо поступила, дочка, — говорит мама.
Плюхнувшись обратно на диван, я вожу оранжевым карандашом по чистому листу, но на самом деле я просто его штрихую. «Некогда-мне-разговаривать, — штрихую я. — Оставьте-меня-в-покое».
От сильного нажима ломается грифель.
— Простите, мне пора! — Дэвид несется через приемную прямо к выходу, его волосы взмокли от пота. Мама бросается ему наперерез.
Я добавляю к своей коллекции правил еще одно:
Если тебе мешает шум, заткни уши или попроси остальных не шуметь
Когда мы едем из клиники домой, начинается дождь. Дэвид закрывает уши руками, чтобы не слышать едва уловимый скрип дворников по мокрому стеклу.
Стефания говорит, что у Дэвида обостренный слух. Он слышит, как молоко течет в стакан, как лязгают тележки в магазине, как визжат мои морские свинки, как тормозит школьный автобус на углу и как с шипением открывается его дверь, — все это и куча других вещей заставляют Дэвида моментально затыкать себе уши.
По идее последний учебный день — это счастье, но у меня перед глазами стоит Дэвид — на остановке, вцепившись в зонт, склонив голову к плечу так, чтобы оно закрывало одно ухо, и рукой прикрывая другое. Райан Дешейн сказал, что он стащит у Дэвида зонтик, если тот выпустит его из рук, а Дэвид поверил. Я объяснила, что Райан пошутил, но, видимо, зря, потому что Дэвид начал смеяться и никак не мог ни остановиться, ни разогнуться, а Райан стал его передразнивать: тоже свернул голову набок и давай хохотать.
А мне пришлось объясняться с водителем автобуса, потому что она заметила, как я пихаю Райана. Она велела нам пересесть вперед, чтобы она могла приглядывать за нами. По дороге в школу я добавила к списку Дэвида еще одно правило:
Надеюсь,
— Наверное, соседи как раз будут заселяться, когда мы вернемся.
Я наблюдаю за цаплей, которая охотится за рыбой на мелководье под мостом. Крылья у нее темные, приглаженные дождем.
— Грузчики сказали «в пять», но, может, они ошиблись.
— Может быть, — сказала мама, — наши новые соседи едут издалека, а во время переезда всегда в последний момент обнаруживаются еще какие-нибудь дела.
Я стараюсь не давать воли воображению, но это сильнее меня. Мы сворачиваем, и я вижу Райана Дешейна, который усаживается на велосипед, с оранжевой сумкой для газет через плечо; его черные волосы вьются от дождя.
Я все-таки позволяю себе немного помечтать: надеюсь, он промокнет.
Дэвид машет в окошко машины:
— Привет, Райан!
— Не говори ему «привет», — обращаюсь я к Дэвиду. — Он не твой друг.
— Кэтрин! — рявкает мама, и в зеркале заднего вида сверкает блик от ее очков. — Не мешай Дэвиду общаться с другими детьми! Не смей! Мы столько работали с ним, чтобы он сам мог начать разговор.
Мне хочется рассказать ей про Райана, но она позвонит его маме или в автобусный парк, и Дэвиду в следующем году будет только хуже. Мама не понимает, что далеко не все относятся к Дэвиду так же, как мы.
— Я тут на днях случайно встретила маму Райана, и она рассказала мне, сколько всего интересного этим летом организует для детей муниципалитет, — говорит мама. — Ты бы не хотела на что-нибудь записаться, Кэтрин?
Почему, как только у детей появляется свободная минутка, родители норовят ее чем-нибудь заполнить?
— Она сказала, что будут уроки плавания, теннис, йога, — продолжает мама. — Обещают даже автобусные экскурсии и танцы. Правда, здорово?
— У меня есть правило насчет танцев, — отвечаю я. — Никаких танцев. Только если я одна в своей комнате или в полной темноте.
— Не глупи. По-моему, это просто здорово.
Мне хочется ответить: «Тогда танцуй сама», но от этого будут одни неприятности.
Склонившись вперед, я протискиваюсь в проем между передними сиденьями, чтобы разглядеть дорожку, ведущую к дому соседей: на длинной полосе черного битума пусто.
Я откидываюсь обратно на сиденье.
С утра я только и делаю, что придумываю сама себе занятия, лишь бы не смотреть на часы каждые пятнадцать минут, но к четырем часам понимаю, что больше сидеть в своей комнате не могу.