Правильный пацан
Шрифт:
Он еще не чуял, как близко бродит беда, когда дежурный, кособокий мужичонка в семейных трусах, заколотил вылизанной миской в железную дверь, вопя на весь коридор:
– Эй, кипяток гоните, чувырлы козлоногие! Народ чаю желает!
Народ поддержал дежурного криками:
– «Брук-бонда» хочу!
– Чаю «Беседушка – отсоси, соседушка!»
– Мне какавы!
– А мне чашечку кофею, мне какава по колену!
Наблюдая украдкой за дурачащимися сокамерниками, Березюк с удивлением заметил, что многие раздеваются до трусов, готовя кружки под кипяток. Видимо,
С трудом гоняя спертый воздух сипящими легкими, Березюк все нетерпеливей поглядывал на отхожее место. Он слышал где-то, что походы на «толкан» во время трапезы запрещены, и теперь гадал, сколько же может продлиться чаепитие. Сливная труба из раковины тянулась к унитазу, и еще до ужина Березюк подметил, что те, кто справлял нужду, обязательно открывали кран над раковиной, чтобы вода постоянно лилась в унитаз. Оттуда, несмотря на импровизированный полог, исходили жаркие волны вязкой вони.
Березюк обессиленно откинулся на изгаженную штукатурку стены, к которой был вплотную придвинут его матрац. Невыносимо хотелось пить и курить. Но всего мучительнее были усиливающиеся позывы в желудке. Когда же эти твари нажрутся и напьются? Сколько еще будет продолжаться эта пытка?
– Мужики! – зазвенел чей-то возмущенный голос. – Толкан забит! Чё делать будем?
Березюк первым делом взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что продремал около часа. Сокамерники галдели, суетились, их сделалось как бы раза в два больше, чем до ужина, когда большинство сидело на нарах. Кто-то монотонно долбил миской в дверь и требовал начальника. Кто-то призывал немедленно найти пидора, уронившего в унитаз подштанники, и утопить его там же. Нарастающий ропот пронзил один разбойничий посвист, второй.
Березюк попытался распрямить затекшие ноги и, охнув, скрючился еще сильнее. Внутри бушевало похлеще, чем снаружи. До потемнения в глазах. До такого кислого обилия слюны во рту, что впору захлебнуться.
– Что, братишка, брюхо подвело? – участливо спросили рядом.
С трудом открыв веки, Березюк попытался ответить, но сумел лишь утвердительно кивнуть головой.
– Худо твое дело, братишка.
Посочувствовавший новичку зэк опустился на корточки и, пялясь на страдающего Березюка, заулыбался до ушей. Зубы у него были черные. Этими гнилыми зубами он откусывал крошечные куски горбушки, посыпанной сахарным песком, и явно чего-то ждал. Все ждали.
Гвалт как-то сам собой прекратился. От десятков взглядов, устремленных на него, Березюку сделалось совсем худо. Хватаясь руками за стену, он встал и сделал шаг по направлению к отхожему месту.
– Куда?! – прикрикнул с верхней койки синий от татуировок урка. – Параша Ивановна закрылась на переучет. Терпи.
– Не могу, – взмолился Березюк, перебирая ногами. – Не могу,
– А нам долбать, – заявил зэк с горбушкой. – Мы кушать изволим, разве не видишь? – Он отщипнул губами несколько хлебных крошек и заржал, подавая пример сокамерникам.
Те дружно грянули на все голоса.
– Скоро ассенизаторы явятся, – пробормотали справа от Березюка. – Хоть пальцем задницу заткни, а терпи. Иначе…
Березюк уставился мутным взглядом туда, откуда последовал совет, и увидел бледного веснушчатого парня в треснутых очках. Кажется, только он один не гоготал, потому что остальное пространство было заполнено оскаленными ртами. Как будто в окружении волчьей стаи очутился. Сейчас начнут рвать зубами.
– Я не могу больше, не могу-у-у!!! – взвыл Березюк, падая на колени.
Он потерял чувство времени и пространства. Ему казалось, что он находится в центре чудовищного хоровода, участники которого обрядились в звериные маски. Это длилось бесконечно долго, а внутри бродило, бурлило, плескалось что-то жгучее, бросающее в жар.
Издевательские голоса доносились как сквозь вату.
– У-ха-ха!.. А-ха-ха!.. Го-го-го!..
– Люська! Тащи матрац новенького к параше поближе!
– Петушиного полку прибыло!
– Тока подмой его, Люська, хорошенько подмой.
– Чтобы дуплецо аж скрипело!
Березюк ошалело смотрел на собравшихся вокруг. Что происходит? Резь в желудке затаилась, утихла. Но откуда так воняет? И почему в штанах горячо?
– Идем. – Детина, так и не научившийся кукарекать, но зато привыкший откликаться на имя Люська, требовательно дернул Березюка за рукав.
– Куда? – взвизгнул он.
– На кудыкину гору, по самые помидоры, – проверещал кто-то, кривляясь, как обезьяна.
– Куда ты меня тащишь? – Березюк сделал слабую попытку высвободить руку, но Люська только усилил хватку.
– Так мыться же, – приговаривал он, хихикая. – Обгадился ты, дорогой товарищ.
– Я сам! – возразил Березюк, упираясь подошвами в грязный пол.
– Сам ты уже все сделал, что от тебя требовалось! – Чернозубый зэк, запихнув в рот остатки горбушки, деловито пнул Березюка ногой. – Пошел отсюда, вонючка!
– Топай, топай, петух обхезанный! – поддержали его сокамерники.
– Ты же сам на насест спешил, нет?..
– Га-га-га!.. Хе-хе-хе!..
– Фьють-тю-тю-тю-тють!..
– А у милой в попке жарко, словно в топке…
– Шевелись, Маруся!
– Какая я вам Маруся! – ужаснулся Березюк.
И это было последнее, что он успел сказать, прежде чем сильные Люськины руки выволокли его из общего круга и потащили туда, откуда уже не было хода обратно.
Не прошло и получаса, как на матраце, заботливо расстеленном Люськой неподалеку от унитаза, сидел растерянный человек, потерявший имя и право называться мужчиной. Его наспех застиранные брюки висели на трубе парового отопления, на его голых коленях стояла дырявая миска с какой-то загустевшей баландой, а по его щекам текли слезы, которых не замечал ни он сам, ни тем более окружающие.