Правило четырех
Шрифт:
— Отдел уже должен быть закрыт, — говорит Пол, бросая взгляд на электронные часы. — Наверное, Билл уговорил миссис Локхарт задержаться.
Мы уже в мире Стайна. Миссис Локхарт работает в библиотеке с незапамятных времен и, вполне возможно, в дни своей молодости штопала носки, сидя рядом с женой Гуттенберга. Ее гладкая белая кожа натянута на хлипкий каркас, приспособленный для того, чтобы свободно проходить между теснящимися друг к другу стеллажами. Большую часть дня она проводит в общении с книгами, разговаривая с ними на мертвых языках и шепотом, как разговаривает со своими зверушками
— Он там, — говорит миссис Локхарт, узнав Пола.
Меня она удостаивает только мимолетным взглядом.
Узкий проход выводит нас к двери, которую я никогда не открывал. Пол стучит два раза и ждет.
— Миссис Локхарт? — доносится из-за двери высокий, слегка дрожащий голос.
— Это я, — говорит Пол.
Замок щелкает, и дверь медленно открывается. Перед нами возникает Билл Стайн. Он выше нас примерно на полфута, но первое, что я замечаю, — это налитые кровью обычно тусклые глаза. Они же в первую очередь замечают меня.
— С тобой Том, — говорит Билл, почесывая подбородок. — Ладно. Хорошо. Ничего.
Билл всегда разговаривает так, как будто его мысли трансформируются в слова без задержки и обработки. Впечатление обманчивое, но понимаешь это не сразу.
— Неудачный был день, — говорит он, ведя нас за собой. — И неделя неудачная. Ничего не подвернулось.
— А по телефону поговорить было нельзя? — спрашивает Пол.
Стайн открывает рот, но не отвечает. Просто что-то застряло у него в зубах, и он пытается это что-то извлечь. Потом, повернувшись спиной к Полу, расстегивает куртку.
— Твои книги кто-нибудь проверяет?
— Что?
— Потому что мои кто-то просматривает и даже берет.
— Билл, такое случается.
— Моего Уильяма Кэкстона? [17] Микрофильм Альда?
— Да, Кэкстон — крупная фигура, — соглашается Пол.
В жизни не слышал об Уильяме Кэкстоне.
— Кому могла понадобиться книга о нем, вышедшая в 1877 году? А «Письма святой Екатерине» Альда? Кстати, это не первый случай использования курсива, как полагают многие, — объясняет он мне и поворачивается к Полу: — Микрофильм, не считая нас с тобой, просматривали за последнее время только два раза, в семидесятых. Точнее, в семьдесят первом и семьдесят втором. И вдруг оказывается, что кто-то брал его вчера. С тобой такое случалось?
17
Уильям Кэкстон (1422–1491) — первый английский книгопечатник.
Пол хмурится.
— Ты обращался в картотечный отдел?
— Я разговаривал с Родой Картер. Никто ничего не знает.
Рода Картер — главный библиотекарь Файрстоуна. Мимо нее не проходит ни одна книга.
— Ну, не знаю, — говорит Пол, стараясь не возбуждать Билла еще больше своими предположениями. — Я бы на твоем месте не волновался. Может быть, все прояснится.
— Я не волнуюсь. Нисколько. Только вот что еще. — Билл проходит к дальней стене, ловко и беззвучно протискиваясь
Из внутреннего кармана куртки появляется что-то размером и формой напоминающее кирпич и завернутое в материю. Билл бережно кладет «кирпич» на стол и начинает разворачивать. Я уже давно заметил одну странную особенность: руки у него всегда дрожат, пока не доберутся до книги. Именно это происходит сейчас на моих глазах. Движения становятся все более точными, ловкими. Под несколькими слоями ткани обнаруживается сильно подержанная книга, содержащая едва ли более сотни страниц. От нее пахнет морской водой.
— Из какой коллекции? — спрашиваю я, не обнаружив на корешке названия.
— Не из коллекции, — отвечает Билл. — Из букинистического магазина. В Нью-Йорке. Я нашел ее там.
Пол молчит. Медленно протягивает руку к книге. Грубый кожаный переплет весь потрескался и держится только потому, что сшит кожаным шнурком. Страницы обрезаны вручную. Похоже, эту книжку хранил какой-нибудь пионер Дальнего Запада.
— Ей, должно быть, лет сто, — говорю я, не дождавшись от Стайна никаких пояснений. — Или даже сто пятьдесят.
На лице Билла появляется выражение, которое можно увидеть у человека, только что обнаружившего, что собака испортила его ковер.
— Ошибаешься, — говорит он. — Ошибаешься. — Только теперь до меня доходит, что провинившийся пес — я. — Ей пять сотен лет.
Я перевожу взгляд на книгу.
— Из Генуи, — добавляет Билл, обращаясь к Полу. — Понюхай.
Пол по-прежнему молчит. Достает из кармана незаточенный карандаш и осторожно, используя тот конец, где ластик, переворачивает первый лист. Нужную страницу Билл уже заложил шелковой ленточкой.
— Осторожнее. — Билл кладет на книжку руку. Ногти на пальцах обгрызены до мяса. — Никаких следов остаться не должно. Я взял ее под залог. — Он вздыхает. — Мне нужно вернуть ее, когда закончу.
— У кого ты ее взял? — спрашивает Пол.
— В магазине «Аргоши бук». В Нью-Йорке. Это ведь то, что тебе нужно, верно? Теперь мы можем закончить.
Пол как будто не замечает, как меняются местоимения.
— Что это? — спрашиваю я.
— Дневник одного генуэзского портового смотрителя.
Пол говорит тихо, взгляд его скользит по строчкам.
— Дневник Ричарда Кэрри? — удивленно уточняю я.
Пол кивает. Лет тридцать назад Кэрри работал над некоей старинной генуэзской рукописью, которая, как он утверждал, должна открыть тайну «Гипнеротомахии». Рукопись пропана из его квартиры вскоре после того, как о ней стало известно Тафту. Кэрри обвинил Тафта в краже. Как бы то ни было, мы с Полом с самого начата полагали, что для нас она утрачена навсегда, и работали без нее. Сейчас, когда Пол заканчивает свою дипломную работу, дневник может стать для него бесценным подспорьем.