Правило русского спецназа
Шрифт:
В очередной драке в трактире Касьян убил своего противника и вынужден был податься в бега. Луковый Камень хоть и давно обжитая планета, однако населения не так уж и много. Выловили Касьяна через несколько дней, причем он оказал ожесточенное сопротивление и при задержании свернул шею полицейскому. Тут Полубой покаянно качал головой и говорил со слезой, что после этого случая и покатилась его жизнь по наклонной плоскости. Вот если бы он того полицейского не того, а это… то, может быть и обошлось бы. Ну отсидел бы лет десять, а вышел бы и остепенился, так подвернулся же ему тот легавый. Словом — суд был скорый и справедливый: двадцать пять лет на рудниках Лай-Грызуна, где больше пяти лет еще
Единственный раз повезло Полубою в жизни, когда угробище, на котором он летел, взял на абордаж Одноглазый Свен на своем знаменитом «Рыжем гноме». Касьян вписался в экипаж пирата как в родную семью и после двух лет приключений завоевал немалый авторитет, как вдруг Свену пришло в голову попытать счастья, нанявшись к гетайрам Александра Великого. И вот не успели они подписать общий для команды контракт с гетайром Неархом, как откуда ни возьмись появился этот сумасшедший русский эсминец. Теперь получается, что Полубой опять остался у разбитого корыта — ни контракта нормального, ни доли в добыче, да еще приятели Диего-Утконоса так и ждут, когда можно будет проверить стилетом цвет его печенки.
За неделю, что продолжался полет к Облаку Пирея, инцидентов не случилось, но может быть потому, что Касьян очень внимательно следил, кто находится за спиной. Так как у большинства членов команды имелись, помимо имен, клички, получил прозвище и Полубой. После того как он убил двух пиратов в шлюзе и обнародовал свою легенду, за ним намертво закрепилась кличка Убивец. Когда Падальщик впервые назвал его так, Полубой задумался, размышляя, возмутиться или принять новое имя. Рассудив, что ничего обидного в прозвище нет, он стал откликаться на него, и теперь к нему иначе и не обращались.
— В бою сабля, может, и выручит, а вот от пера в бок не спасет, — рассудительно сказал Лэнс, сладко потягиваясь.
Полубой пожал плечами, сделав вид, что ему все равно. Он создавал себе имидж этакого фаталиста — чему быть, того не миновать. Отставив руку с саблей в сторону, он полюбовался на блеск клинка и спрятал его в ножны.
— Ты мне лучше скажи, бродяга, почему это капитан Утконоса не укоротит? — спросил он. — Ясно же, что слухи распускает именно Диего.
— Может получиться себе дороже. У Диего в дружках половина абордажников да из команды треть. Если Падальщик начнет затягивать гайки, может и бунт случиться. Капитан не дурак, он ждет: будет добыча — Диего может тявкать сколько угодно, но никто его не послушает, а по прибытии на базу Росс со спокойной душей спишет его к чертям собачьим.
— А если караван мимо пройдет?
— Тогда капитану не позавидуешь. От безделья, да подстрекаемые Утконосом, парни на все могут пойти. Кстати, это не в твоих интересах, Убивец. Диего не простит тебе приятелей, которых ты
— А и хрен с ним!
Дверь в кубрик отворилась, и в проеме показалась бородатая физиономия Дикобраза — боцмана «Божьей заступницы». Ни для кого на корабле не было секретам, что боцман предан Падальщику как собака и в открытую занимается доносительством. Зыркнув маленькими глазками по Лэнсу и Полубою, Дикобраз мотнул головой.
— Убивец, к капитану.
Полубой не спеша надел перевязь с саблей.
— Оружие можешь оставить.
Касьян тяжело посмотрел на боцмана и вызывающе поправил перевязь. Дикобраз скривился и махнул рукой — так и быть, мол, оставь свою железку.
Миновав кубрики команды, в которых храпели, играли в кости, громко ругаясь, спорили, они поднялись на боевую палубу. Дикобраз свернул не к мостику, а вглубь, где располагалась рубка связи и каюта капитана.
Постучав в дверь каюты, Дикобраз просунул голову внутрь.
— Росс, Убивец пришел.
— Давай его сюда, — раздался хрипловатый голос Падальщика.
Полубой, оттеснив боцмана, вошел в каюту.
Он еще ни разу не был у капитана и с интересом огляделся. Да, каюта Кирилла Небогатова на «Дерзком» была просто землянкой по сравнению с апартаментами Падальщика. Казалось, Полубой попал в райский сад: стен не было, были заросли вечнозеленых кустарников, среди которых порхали невозможной расцветки птицы; в углу, со скалистого уступа, низвергался небольшой водопад, и в каменной чаше под ним можно было разглядеть снующих радужных рыбок; ласковое солнце светило и, что было особенно удивительно, грело, с синего неба, по которому неспешно двигались легкие облака, и тянулся клин неразличимых на высоте птиц.
— От мать иху так…
Падальщик, довольный произведенным впечатлением, ухмыльнулся.
— Неплохо, да?
— Да-а…
— Да ты челюсть-то закрой, деревня. Присаживайся, — Росс указал на замшелый валун возле невесть как в этом лесу оказавшегося изящного столика.
— Это что же?
— Да ладно прикидываться, — притворно рассердился Падальщик, хотя было видно, что ему приятно замешательство Касьяна, — что, голограммы никогда не видел?
— Видать — видел, но чтобы так! — Полубой присел на валун и почувствовал седалищем контуры нормального стула. — Красиво живешь, капитан.
Падальщик расставил на столике серебряные, оправленные в золото небольшие стаканчики, насыпал по ложке какой-то травы и залил кипятком. Полубой ощутил запах матэ — невозможной редкости, которую ближе чем на Акапулько-бей раздобыть было невозможно. Вот только заваривать его Падальщик явно не умел. Так, пыль в глаза пускал.
Сунув руку куда-то за водопад, Росс убавил звук — теперь птицы чирикали едва слышно, а вода падала совсем беззвучно.
— Ну как тебе на «Божьей заступнице», Убивец? — спросил капитан, делая в сторону серебряных стаканчиков приглашающий жест.
Полубой аккуратно отхлебнул обжигающий напиток, почмокал, будто бы обдумывая вопрос — крестьянскому парню, еще несколько лет назад копавшемуся в навозе, должна быть свойственна некоторая заторможенность.
— Нормально, капитан, — наконец сказал он.
— Жалоб, претензий нет?
Касьян опять задумался. К чему это гнет Падальщик? Ведь неспроста он пригласил в свою каюту новичка, который успел испортить отношения с половиной команды.
— Какие жалобы, капитан? Жратва нормальная, спи — сколько влезет. Уже бока отлежал. — Полубой понизил голос и подался вперед: — Вот только тоскливо. Висим тут, как покойник на виселице. Того хоть ветер качает, а мы застряли, как муха в патоке: ни туда, ни сюда. Мне-то что, у меня доля невелика, а народ ропать начинает. Разговоры разные по кораблю идут, капитан.