Правитель Аляски
Шрифт:
Возглас девушки позволил Семёну Яновскому бросить мимолётный взгляд на её лицо: оно словно светилось потаённым счастьем; солнце золотило её кожу и заставляло Ирину щурить бархатисто-тёмные глаза. Слегка выдающиеся скулы и миндалевидный разрез глаз выдавали её индейское происхождение. Теперь, после двух недель знакомства, Яновский не сомневался, что именно смесь русской и индейской кровей придаёт дочери главного правителя особое очарование.
После того вечера, когда он впервые увидел её за фортепиано, лейтенант Яновский пользовался любым поводом, чтобы встретиться ещё. И каждая встреча открывала ему новые грани её характера,
Он вызнал, что игре на фортепиано её обучала гувернантка-немка и той же гувернантке Ирина обязана знанием немецкого языка.
«Но немецкий я не люблю, — с милой улыбкой как-то сказала Ирина. — Он кажется мне грубым, лающим. Да, кроме гувернантки, на нём тут и говорить не с кем. А по-английски я всегда могу поболтать с бывающими у нас американцами». Английским она владела гораздо лучше, притом нередко употребляла в своей речи такие жаргонные словечки и выражения, что не оставалось никаких сомнений: её учителем почти наверняка был английский или американский моряк. Когда Яновский поделился с ней своим предположением, она удивлённо вскинула на него глаза: «Как вы догадались? Меня и Антипатра действительно обучал американский моряк, Абрахам Джонс. Он служит у тяти переводчиком. Когда мы с мамой жили на Кадьяке, и Джонс жил вместе с нами».
Роскошная библиотека в доме Баранова, где и произошло знакомство с Ириной, послужила лейтенанту Яновскому как бы связующей нитью с дочерью главного правителя. Сославшись на то, что у них на корабле книг почти нет, Яновский просил разрешения взять на прочтение то одну книгу, то другую или спрашивал совета Ирины, что бы она порекомендовала ему. Нетрудно было убедиться, что последних литературных новинок в этой библиотеке не было.
Однажды он по памяти прочёл Ирине отрывки из стихотворений Жуковского «Вечер» и «Славянка». Ирина задумчиво сказала: «Как это хорошо! Пожалуйста, Семён Иванович, повторите, что это там сказано про рок...» Яновский был рад, что стихи понравились девушке, и вновь с чувством продекламировал:
Мне рок судил: брести неведомой стезей, Быть другом мирных сел, любить красы природы. Дышать под сумраком дубравной тишиной И, взор склонив на пенны воды, Творца, друзей, любовь и счастье воспевать...Обратив на него затуманившийся взгляд, Ирина вроде бы не к месту сказала: «А вы знаете, в Калифорнии, недалеко от крепости Росс, тоже есть река, которую назвали Славянкой. Антипатр говорил мне, что берега её очень живописны и там водится много вкусной рыбы».
В тот день у Яновского возникла мысль совершить в ближайшее время, как только выдастся солнечный денёк, коллективную вылазку на лоно природы и устроить там пикник.
Но сначала он поделился идеей с Антипатром Барановым. Юноша с радостью ухватился за неё и вызвался проводить к месту на побережье острова, где можно посмотреть на морских львов. Яновский вёл речь о троих: он, Новосильцев и Антипатр, а после, как уже о решённом деле, рассказал о
Баранов не возражал: «Пущай дети проветрятся. Но на всякий случай, Семён Иванович, оружие с собой всё ж прихватите. Колоши-то вроде поутихли, но от них любого подвоха ожидать можно».
Дождавшись тихого ясного денька, они отправились в путь...
Антипатр на минуту перестал грести и показал на полукруглый изгиб небольшой лагуны.
— Вот здесь, — сказал он, — отличное место для привала. С холма видны скалы за поворотом — там любят отдыхать сивучи. Недалеко отсюда, в лощине, течёт ручей.
— К берегу! — весело скомандовал Новосильцев.
Когда лодка ткнулась в прибрежные камни, Новосильцев спрыгнул на гальку и, наполовину вытащив ялик из воды, протянул Ирине руку, помогая выйти из лодки. Антипатр прихватил лежавший в носовой части ялика куль со съестными припасами, котелком и чайником. Яновский на всякий случай привязал лодку к растущим поблизости тальниковым кустам. Привал решено было устроить на небольшой поляне недалеко от вершины холма.
Вскоре на поляне уже потрескивал костёр. Антипатр снова ушёл к воде, чтобы почистить и разделать для ухи пойманного накануне близ поселения кижуча.
Яновский решил прогуляться к ручью за водой, пригласил Ирину. Та согласилась. Он перекинул через плечо ружьё и предложил девушке руку: предстояло подняться на вершину холма.
Над холмом возвышались росшие на дне лощины и по её склонам могучие раскидистые ели. Дальше по гребню горы были видны дружно вставшие, как изготовившиеся к бою ратники, стройные кипарисы — духмяное дерево. Здесь, на открытом откосе, запах моря смешивался с терпким запахом хвои.
Внизу сверкал на солнце бежавший по дну лощины, меж мелких осинок и тальников, ручей. С другой стороны серебрилась гладь пролива, разделявшего острова. Чуть впереди из воды торчали голые потемневшие скалы. Что-то большое, чёрное ворочалось на них, недовольно сопело. Похоже, там, на скалах, шла какая-то борьба.
— Два сивуча, — прошептала Ирина.
И теперь Яновский отчётливо разглядел, как зверь с мощной, сужавшейся к голове шеей сделал резкое движение, чёрное пятно на вершине скалы разделилось надвое, и неудачливый противник с шумом плюхнулся со скалы в воду.
Ирина заливисто рассмеялась.
— Они такие забавные, как дети.
— Вы раньше бывали здесь?
— Нет. Но Антипатр рассказывал мне. Его как-то возили сюда промышленники.
— Так здесь славно, мирно.
— Да, здесь хорошо, — с мечтательной улыбкой на губах согласилась Ирина.
— Будем спускаться к ручью?
— Да, неудобно же заставлять себя ждать.
Спуск с холма был крутым. Яновский пошёл чуть наискось, поддерживая Ирину под локоть. На полдороге девушка поскользнулась и, качнувшись, припала ему на грудь. Он мягко обнял её за талию. Показалось даже, что слышит частое биение девичьего сердца. В эту минуту они составляли как бы одно целое, и Яновский едва не прикоснулся губами к её щеке. Порыв его не остался незамеченным. Обретя равновесие, девушка с зардевшимся лицом отстранилась.