Правитель Пустоты. Цветок пустыни
Шрифт:
— Так вот он, — один из рыбаков недоуменно пожал плечами. — Что тут искать-то?
— Действительно, — прошептал Манс себе под нос и после уже громче задал терзавший его сознание вопрос. — А куда вы на глядя ночь рыбачить идете?
— Так к морю. Тут до него часов десять пешком. Если сейчас выйдем, то как раз к полудню уже на месте будем. Рыбки наловим и обратно, глядишь, к закрытию мольбища Старухи домой вернемся, — объяснил тот же рыбак. — Вы нездешние, не знаете небось, у нас в городе озер рыбных нет, только в море наловить ее можно. Вот и ходим.
— А сольпуг у вас есть где в
— А как же! Стойла есть там, дальше по коридору, — старший рыбак вновь указал на камень. — Они так-то для бородавочников, но сейчас торговцев нет почти, стойла пустые стоят. Так что пауков там оставьте. Смотритель приглядит за ними, вы не беспокойтесь.
Путешественники быстро попрощались с рыбаками, пожелав им хорошего улова, а сами собрали вещи и скорее ступили в столь хорошо скрытый проход. В небольших нишах несли свой дозор стражники, они окинули новоприбывших суровыми внимательными взглядами, но после того, как Лантея представилась и объяснила цель прибытия, спокойно пропустили гостей. Тоннель был достаточно узким и прямым, он под углом уходил вниз, а редкие фонарики освещали старинные иероглифы и барельефы, высеченные в стенах. Действительно, вскоре путники отыскали пустующие стойла в отдельном зале, где и оставили упирающихся сольпуг.
Дорога вывела группу к пещере, где располагался сам город. Четвертый Бархан оказался гораздо меньше, чем Первый и даже Третий. Здесь были низкие потолки, а весь полис представлял собой пару-тройку небольших залов, заполненных маленькими приземистыми домиками. Но даже среди них найти дворец оказалось непростой задачей: пока местная стража не указала на скромное двухэтажное здание, затерявшееся среди идентичных строений, никто в отряде и подумать не мог, что жилище матриарха может быть таким неприметным.
Почти четверть часа группа ждала в приемном зале, когда же их соблаговолят встретить. Все были уже довольно уставшими, но следовало соблюсти необходимые традиции и представиться, прежде чем думать об отдыхе. Наконец к путникам вышла широкоплечая миловидная женщина, держащая на руках маленького грудного ребенка, тихо спящего в бережных объятьях матери.
— Добрый вечер. Мне сообщили, что прибыло некое посольство из Первого Бархана. Надо полагать, это вы? — негромко говорила женщина, покачивая дитя, ее лицо выражало сомнения. — Знаете, думаю, здесь какая-то ошибка. Мы никого не ждали.
— Я посол от Совета Пяти Барханов, Лантея Анакорит, сестра нового матриарха Третьего Бархана Мерионы Анакорит, — вежливо и сдержанно представилась девушка. — Мы направлены из Первого Бархана на восток. Наша дорога пролегает через Четвертый Бархан, здесь же, по указанию матриарха Сигриды, нам должны выделить сопровождающего от города и позволить пополнить запасы продовольствия для дальнейшей дороги. Позвольте узнать ваше имя и титул?
— Я Наудитэль Сацгиан, двоюродная сестра матриарха Сигриды. Пока она отсутствует на Совете, я выполняю обязанности управляющего. Но здесь точно какая-то ошибка. Я ничего не слышала о том, что вы говорите, — женщина обернулась к двум стражникам у дверей и окликнула
Один из воинов кивнул и бесшумно удалился из помещения. Все проводили его взглядами.
— Вам не приходило письмо от Совета? — удивилась Лантея, пытаясь понять, шутит ли ее собеседница или нет. — Мы выехали из Первого Бархана пять дней назад, почтовый орел давно должен был долететь. Тем более что песчаных бурь не было.
— Насколько мне известно, никаких новостей не поступало. Сейчас приведут управляющего птичником, спросим у него, — Наудитэль неожиданно скривилась. — Пожалуйста, говорите потише. Видите, дочка спит, не хочу ее будить.
Лантея обменялась недоумевающими взглядами с Мансом и Оцарио, которые внимательно прислушивались к разговору. Через несколько минут в зал стремительным шагом вошел отправленный на поиски страж, а следом за ним немолодой мужчина с жидкой бородой и в кожаной жилетке, все плечи которой были покрыты пятнами птичьего помета.
— Агло, прости, что отрываю. Тут очень неясная ситуация. Сегодня приходили какие-нибудь письма из Первого Бархана? — Наудитэль обратилась к смотрителю.
— Нет же. Вы утром только спрашивали. Не прилетали птицы уже дня три, я же говорил вам, — немного заикаясь пробормотал Агло, смотря в пол. — Тварь знает, где они все запропастились. Ух, простите мою грубость!.. Может, там буря какая в пустынях прошла, не знаю я. Не было никого.
Манс незаметно ткнул локтем в бок сестру и многозначительно поднял брови.
— Помнишь, ты мне говорила, что исчезновение птиц в Третьем Бархане было связано с нападением? — еле слышно прошептал юноша на ухо девушке. — Неужели здесь тоже самое?
— Не знаю, но если это так, то за городом следят ифриты, — Лантея поморщилась и тихо проговорила. — Но в любом случае мы не сможем им ничего доказать. Посмотри, они даже не верят, что мы послы. Если сказать им об ифритах, то нас примут за сумасшедших.
— Мы вам не мешаем? — невежливо привлекла внимание Лантеи и Манса Наудитэль, уже закончившая беседовать с Агло и отпустившая его. — Как видите, писем не было.
— Это значит, что сопровождающего нам не выделят? — проницательно заметил Оцарио.
— Без указаний матриарха Сигриды я не могу это сделать, — упрямо заявила женщина, удобнее перехватывая ребенка, который недовольно заворочался из-за множества голосов. — Я попрошу вас покинуть территорию дворца. Я не могу пускать сюда посторонних.
— Вы собираетесь отказать членам правящих семей даже в ночлеге во дворце? — лицо Лантеи невольно вытянулось. — Это оскорбительно. Вы осознаете последствия?
— Я повторюсь, я выполняю обязанности временного управляющего Барханом. Без прямого распоряжения своего матриарха я не собираюсь никого пускать во дворец. Во время проведения Совета Пяти Барханов угроза свержения власти или народных волнений увеличивается в разы. Вы можете представиться кем угодно, тем более, я не знакома ни с кем из вас лично. Если вы не хотите, чтобы я позвала стражу, то покиньте дворец немедленно, — Наудитэль начинала злиться, губы ее исказились в пренебрежительно-злобном оскале, а дитя начало плакать.