Правитель Пустоты. Цветок пустыни

Маркелова Софья

Когда троица выбежала на укромную широкую поляну, светлым промежутком возникшую между лесными чащами, то за их спинами послышалось страшное предзнаменование конца. К ликующему собачьему вою присоединился еще один. И если первый раздавался практически в непосредственной близости, то второй явно пришел со стороны. Похоже, охоту удачливого ксоло поддержал один из его собратьев, бывший неподалеку и откликнувшийся на зов. А это означало, что для друзей ситуация становилась в два раза опаснее.

Не успели они пересечь поляну и вновь скрыться за надежными стволами деревьев, как оба пса замолчали. Только что они не прекращали свой победный лай, следуя четко на запах беглецов, и

вот, в одно мгновение все звуки затихли. Казалось, что даже лес, по которому еще металось слабое эхо собачьего воя, выжидательно замер. Птицы сидели на ветвях, начинающие желтеть листья безвольно опустились, и даже ветер не смел тревожить своим дуновением лесную чащу. Лишь хриплое и учащенное дыхание троицы разрушало идиллию вязкой тишины. Они бежали и не оглядывались назад, боясь увидеть, что погоня уже совсем близко. И это было ошибкой.

Лишь когда из-за спин беглецов молнией вырвалась расплывчатая черная тень, на лету сбивая с ног Манса, обессиленно хромающего чуть позади друзей, они осознали, что псы затихли, чтобы не выдать своего приближения. Собака не колебалась ни мгновения, моментально схватив свою добычу. Ксоло впился огромными клыками в живот юноши и протащил его еще пару метров по земле после столкновения. Манс успел издать лишь один короткий крик боли, а морда пса уже окрасилась кровью. Голодное животное упоенно вгрызалось во внутренности юноши.

— Нет! — истошный вопль Лантеи вспугнул птиц, и над верхушками деревьев захлопали крылья.

Она бросилась на помощь брату с пронзительным диким криком. Ксоло наслаждался своей добычей, дурманящий запах крови заставил его на несколько мгновений совершенно позабыть о том, что рядом были и другие беглецы, которых ему нужно поймать. Поэтому удар Лантеи он пропустил. Девушка без сомнений пнула свирепого пса ногой прямо в нос, и тот, жалобно скуля, на секунду отстранился от добычи. Но именно этого времени хватило хетай-ра, чтобы одним резким движением всадить в бок ксоло стеклянный нож по самую рукоять. Лантея почувствовала внутри себя в тот момент такую силу, что никогда доселе не была подвластна ни смертным, ни богам. Если бы она захотела, то могла бы щелчком пальцев сокрушить планету, уничтожить целый народ одним выверенным ударом или же вспороть ножом брюхо огромного пса, в несколько раз превосходящего ее в размерах. Девушка со всей силы дернула оружие в сторону, и безобразная рана расползлась, обливая горячей кровью двух хетай-ра. Ксоло, оглушительно скулящий и визжащий, еще несколько секунд сучил лапами, загребая землю и разбрызгивая слюни, пока его темные глаза на окровавленной морде не остекленели.

Единственное, что не могла сделать Лантея, так это помочь своему брату.

— Боже! Манс! Нет! Пожалуйста, нет! — профессор, едва успевший понять, что произошло за эти короткие мгновения, подбежал к изувеченному другу и упал на колени.

Манс умирал. Пес разорвал его живот и не оставил ни единого шанса на спасение. Рана была чудовищной: кровь пропитала всю одежду и землю вокруг, а внутренние органы грозили выпасть наружу, если бы дрожащая Лантея не держала их руками. Изо рта юноши безостановочно сочилась кровь, а его светлые глаза были полны боли и слез. Сложно было даже представить, какие ужасные страдания он испытывал в тот момент. На щеках сестры смешались ее собственные слезы и капли чужой крови, но ее это не волновало — девушка не сводила взгляд с брата, чьи черты лица обострились, а глаза ввалились и слабо блестели из-под полуприкрытых век. Ашарх сидел рядом на коленях и чувствовал, как его сердце разрывалось от отчаяния. Его друг в невообразимых мучениях умирал на его руках, и никто не мог бы это изменить. Манс

неожиданно с большим трудом приподнял руку и слабо дотронулся до сестры. Он, едва шевеля окровавленными губами, почти неслышно шептал лишь одно слово:

— Добей…

Девушка заскулила совсем как ксоло, которого она убила минуту назад. Она замотала головой, не желая принимать последнюю просьбу брата. Слезы туманили ее взор, но Манс все шептал:

— Добей… Добей…

Его лицо внезапно исказила гримаса боли. Пальцы, которыми он едва касался сестры, с неожиданной силой впились когтями в ее кожу. Из его глотки вырвался хриплый стон. Ашарх склонился над другом, поддерживая его голову, чтобы хетай-ра не захлебнулся кровью. Леденящий душу алый цвет был повсюду, и, казалось, что в тот миг не было на свете ничего более ужасного и отвратительного, чем вид этой красной жидкости, вырывающейся наружу.

— Прошу…

Жалобная мольба Манса, выплюнутая с кровью. И Лантея, практически не осознавая, что она делает, подняла с земли нож из зеленого стекла с навершием в виде головы орла. Подарок ее брата, который теперь должен был обратиться против него. Она трясущимися руками поставила клинок четко между третьим и четвертым ребром. И одним сильным ударом, не давая себе времени передумать, пронзила нежное и чистое сердце любимого брата.

Его глаза распахнулись шире, и Манс резко выдохнул воздух из легких вместе с кровавыми пузырями, которые так и застыли на его губах. И в лесной тишине повисло и медленно растворилось последнее слово, которое юноша с усилием вытолкнул из себя:

— Море.

Профессор мягко и осторожно закрыл веки своему умершему другу. Его бледное и исхудавшее за последнее время лицо казалось теперь восковой маской. У Ашарха не было сил кричать или биться в истерике, он лишь тихо отполз к ближайшему дереву и сел, облокотившись спиной на жесткую кору. В его душе словно оборвалась какая-то ниточка, без которой там стало удивительно пусто и холодно. И он сидел, потерянный, чувствуя, как непроизвольно из глаз капают соленые слезы, а сердце бьется в неровном ритме, словно не понимает, как теперь жить по-прежнему.

Лантея всхлипывала, неверяще ощупывая холодные руки своего умершего брата. Он лежал перед ней, такой печальный и совершенно безжизненный, хотя еще полчаса назад бежал рядом с сестрой по лесу, надеясь, что им удастся спастись от погони и начать новую яркую жизнь. Неужели он не заслужил быть счастливым? Неужели этот чистый юноша должен был умереть именно такой мучительной смертью посреди дремучего леса в чужой ненавистной стране?

Она не стала доставать из груди Манса стеклянный нож. Теперь, после всего, девушка не смогла бы забрать его и каждый день смотреть на подарок брата, которым сама же его и убила. Она достала из кармана молитвенные песочные часы, которые не показались ифритам ценными, и они не стали их отнимать при пленении. Лантея сжала стекло выпачканными в крови пальцами и смотрела, как медленно пересыпается песок, отмеренный для молитвы.

— Ты отняла у меня всех. Тетю Чият, маму, отца… Ты позволила разрушить мой дом, а после обернула против меня родную сестру, — девушка не сводила глаз с тонкой струйки и сосредоточенно шептала на изегоне укоризненные слова. — Эван’Лин, ты забрала всех моих товарищей по одному. Но тебе и этого было мало?.. Ты решила отобрать моего брата!

Лантея захлебнулась в сиплом крике и крепко зажмурилась, сглатывая застрявший в горле ком.

— Неужели это твоя хваленая божественная справедливость?.. Если это так… То я отказываюсь ей подчиняться! Ты слышишь меня, богиня?! Я не смирюсь с твоей волей! Ты не сможешь больше никого у меня забрать!