Правительницы России
Шрифт:
Знал Володя, что его благодетель прославлен неусыпными своими трудами не только в их собственной честной обители, но знаменит и во всех концах славянских земель, и в Греции — на далёкой Святой горе Афонской, и в Византии, и даже во Фряжских монастырях, кои подвластны Римскому Папе.
— Благослови, отче праведный, — смущённо проговорил Володя и подошёл к наставнику, низко склонив голову.
«Вот что значит молодость, — подумал старец. — Никаких забот, никаких дум — лёг и уснул, проснулся — и опять хорош», — и, чуть завидуя мальчику, сказал:
— Поди к келарю, возьми какую ни есть еду. Мне попроси молочка да сухарей, а себе — чего-нибудь иного скоромного,
Послушники-келейники часто выбирали себе в исповедники старцев, с коими делили келью. Был духовником Володаря и Нестор, и потому у мальчика не имелось от него никаких тайн. Да и как им быть, когда не только весь божий день, но и все ночи находился послушник возле своего наставника?
И потому в их отношениях чистосердечие было неписаным законом. Зная это и не желая неловкости из-за того, что ныне выглядел он лежебокой, Володя сказал:
— Проспал я, честный отче, оттого что уснул только под утро.
— Чего так?
— Да вчерась, с благословения твоего, ходил я в Киев встречать Ярослава Святополковича с воями его, а возвернувшись, так из-за всего, что видел и слышал, взволновался, что и заснуть до самого утра никак не мог.
— Чего так? — удивился Нестор.
— Разгорячился я, — признался Володя, — как вспомнил князя Ярослава, молодого, сильного да красивого, в зеркальном доспехе, в алом плаще, на белом коне дивных статей. А за ним воев его, радостных, горделивых, а за ними множество пленных ятвягов да иных пруссов, кои станут теперь их рабами, да табун коней, да возы с добром. А тут ещё услышал, как люди вокруг стали говорить, что княжич Ярослав завтра зашлёт сватов к Мстиславу Владимировичу, в Новгород, чтобы взять дочь его за себя.
«Вот и роднятся ещё более Святополк с Мономахом, ибо Мстислав Новгородский — старший его сын, — подумал Нестор. — Да вроде бы неладно, что берёт Ярослав за себя свою двоюродную сестру. Ну, ин ладно, какое нам дело до княжеских утех да союзов? Стало быть, так надо, да и Руси от того никаких проторей нет».
А Володя меж тем продолжал:
— И вспомнил я, в обитель возвернувшись, зело громкий колокольный звон, да клики «Слава!*, да цветы, что бросали юницы и девы ратникам Ярослава. — И помолчав немного, вдруг сказал: — Любо мне, отче, ратное строение и часто мню я себя дружинником, от того и горячусь и приходят ко мне видения суетные, чернецу невместные. — И раскрываясь до конца, немного стыдясь того, о чём хотел сказать, Володя проговорил: — Приходят ко мне во снах и архангелы, мечами опоясанные, и отроковицы, очами и телесами вельми смущающие меня.
«Вот что значит молодость», — снова подумал Нестор, но уже не добавил к сему, что нет у неё никаких забот и никаких дум.
Ещё раз, как-то по-новому взглянув на Володаря, увидел вдруг Нестор не отрока, но юношу, вспомнил себя в такую же пору и соединил лета его с тем, что было на дворе. А за стенами обители стоял месяц травень, и смерды сеяли в тёплую землю рожь и овёс, начиная с Егория весеннего, и шли юницы и юноши в зеленеющие рощи слушать соловьиные трели. И глядели старики, какова на Николин день трава, а мальцы начинали выгонять лошадей в ночное и сидели от заката солнца до восхода у жарко горящих костров, учиняя игрища, в коих, что греха таить, немало было и языческого.
Прилетали в эту пору ласточки, стригли и касатки, а вместе с ними с берегов русского моря приносили тёплые полуденные ветры первых комаров. Старики же с интересом глядели на дубы, примечая, появился ли на них пух. Если появился, то, стало быть, уродится к осени добрый овёс, и возьмётся
И потому спросил с любопытством летописец Володаря:
— А как же грядущее твоё иночество?
— Не знаю, правый отче, — с растерянностью и печалью проговорил Володя.
— Ну, ин ладно. Иди, Володя, сначала к отцу келарю, а таким, Бог даст, надоумит он нас, грешных, как поступить тебе. Одно знаю: неволею иноческий подвиг не свершишь и насильно Господу мил не будешь. О том скажу я и отцу-настоятелю, замолвлю за тебя слово.
Мальчик подбежал к старику, порывисто поцеловал ему руку и выскочил за порог.
А Нестор, вздохнув, склонился над пергаментом. Писал он легко, свободно, ибо так же легко и свободно и чувствовал себя, хотя такое состояние души пришло к нему не сразу, а только после многих лет послушничества, строгого монашества и бесконечных дневных и ночных бдений в храме и в келье, где чуть ли не всё время проводил он за чтением и письмом.
Печерский монастырь, в который пришёл он ещё юношей полвека назад, был не простой обителью, но светочем христианской учёности; и именно там стал он знаменитым летописцем, коему выпала завидная доля обессмертить своё имя, создав великий исторический труд — «Повесть временных лет».
Прежде чем Нестор взялся за её составление, он написал уже два труда: о житиях первых русских святых — князьях Борисе и Глебе, и о знаменитом игумене Печерского монастыря, тоже святом, Феодосии.
Нестор не просто переписал Летописи Никона и Ивана, но переделал их на свой лад, созвучный ладу князя Святополка, и выдвинул на первый план не византийцев, а славян, а среди князей первым стал благодетель Печерской обители — благоверный и мудрый Киевский князь Святополк.
В таком же тоне преподносил Нестор и его предков: Рюрика и Игоря, Ольгу и Святослава. Нестор ещё застал первого печерского летописца преподобного Никона и его последователя — черноризца Ивана. Сам же Нестор был уже третьим коленом учёных мнихов, посвятивших себя созданию повестей о начале Русской земли.
И Никон, и Иван, а потом и сам Нестор гордились тем, что не были слугами ни князей, ни бояр, но признавали над собою власть одного лишь Бога, а служили одной лишь Божьей правде. И потому считали они Русскую землю не чьим-нибудь уделом, а царством матери Божьей, Пресвятой Девы Марии. А коли так, то не высилась над Русью ничья рука, хотя бы и багрянородных византийских базилевсов. На том стояли и многие русские князья.
Киевский Великий князь Святополк особенно откровенно стал противоборствовать византийским императорам и патриархам. Для начала он увёл из-под власти киевского митрополита, поставленного константинопольским патриархом, Печерский монастырь, назначив туда своею волей не просто игумена, но — впервые на Руси — архимандрита. И потому, хотя и был монастырь Божьей обителью, более прочих земных владык зависел он от Великого Киевского князя, и хотя не явно, но должен был соразмерять дела своих иноков с его волей. Потому же и «Повесть временных лет», где каждая запись хоть и в малой степени, но непременно касалась родственников Святополка Изяславича, как давно усопших, так и ещё живых, писалась Нестором с немалым бережением и глубоким смыслом.