Право безумной ночи

Полянская Алла

— Но я…

— Охрана снова здесь. Так что вы в безопасности. Полиция тоже здесь, тебе придется дать показания, адвокат едет. Все, Оля, дебаты закончены, как и моя смена давно закончилась, а я торчу здесь именно потому, что знаю: ты птица, склонная к перелетам, блин. Оля, я устаю от тебя, когда ты вот так упираешься рогами. Ложись в постель и спи, тебе надо спать. От того, что ты будешь бегать и заламывать руки, Матвею легче не станет. Тебе, кстати, тоже.

— Мне надо в туалет. Можно?

— Да, сходи. Валера, иди с ней. Знаю

я эту даму, сиганет в окошко, и была такова.

— Я схожу, — Матрона Ивановна принесла Дениске кашу и чай с булочкой. — Кушай, детка, тебе надо сейчас побольше кушать, сил набираться.

У палаты сидят охранники, и я рада, что они здесь. Денька будет в безопасности.

Я иду в сторону туалета и думаю о том, что уехать мне не удастся — одежды нет, машины нет, да и вид у меня, как у пережившей авиакатастрофу.

— Матвейку я проведала уже, — Матрона Ивановна семенит рядом. — Ничего, Оля, он справится, даже и не думай. Это сейчас тяжелый, но справится, вот посмотришь, даст Бог, все образуется. А ты сама-то не шибко бегай по коридорам, тебе здоровье понадобится еще. Валерик, смотрю, сильно переживает…

— Я не держу его. Он может уезжать.

— Эх ты, бестолковая голова! Ведь хороший он мужик — Валерка, чего ж тебе надобно еще? И прикипел к тебе и мальчишкам, а это уже что-то да значит.

— Матрона Ивановна, я не в состоянии дать ему то, что он хочет, так что и начинать не стоит. Не ждите меня, я не буду прыгать из окна, я не одета для выхода.

Захожу в туалет, оставив санитарку в расстроенных чувствах — но мне сейчас очень трудно общаться с людьми, и она поймет.

Телефон звонит в моем кармане, я машинально нажимаю на кнопку принятия вызова.

— Привет, солнышко.

Голос очень знакомый, но это голос из прошлого, которое я почти забыла. Это голос, который я больше никогда не хотела слышать. А вот поди ж ты.

— Привет, Артур.

— Узнала все-таки.

— Я тебя всегда узнаю. Чего тебе?

— Словно и не было этих восемнадцати лет, да? — Он смеется, но я слишком хорошо знаю, что он только делает вид, что смеется, а на самом деле он ничего не чувствует, у него нет никаких эмоций, присущих человеку, да и иных никаких нет. — Все такая же прямолинейная.

— Только старше почти на двадцать лет.

— Да, но это тебя не портит. Мне бы поговорить с тобой надо, солнышко. Тет-а-тет, так сказать.

— Я в больнице, у меня тут…

— Я знаю. Ты просто выйди ко мне, я сейчас на балконе за сестринским постом в отделении, где ты лежишь.

Я даже не хочу знать, как он это проделал. Все равно я собиралась к нему ехать, а тут он сам нарисовался, и это очень неспроста, значит, есть нечто, что я должна знать. Или что-то, что он хочет, чтобы я знала, независимо от того, правда ли это. И тут уж я сама должна отличить, а я все-таки стала старше и опытнее, я отличу. У меня и раньше это получалось.

10

Он не изменился.

Ну, почти не изменился, хотя последний раз я видела его в день похорон Клима. Пожалуй, тогда был единственный раз, когда я точно знала, что он чувствует. А сейчас он все такой же, как был — невысокий, худощавый, с внимательными серыми глазами на непримечательном лице, светлые волосы подстрижены очень консервативно, все тот же золотой перстень с крупным бриллиантом на мизинце — всегда считала этот перстень верхом безвкусицы, но он, видимо, так не считает. Ну, хоть что-то не изменилось в этом мире.

— Досталось тебе здорово.

Конечно, досталось, да и одета я сейчас самым живописным образом — учитывая больничный халат с печатью «МИНЗДРАВ» на спине.

— Жить буду. А вот Матвей…

— Знаю. Оль, я узнавал, прогнозы осторожные, но шанс есть.

— Чего тебе?

Этот человек — плохая компания, так сказать. Во всех отношениях. И я бы не хотела больше его видеть, но когда случается что-то скверное, то плохая компания бывает лучше, чем ничего. Этот человек может быть мне полезен, я собиралась навестить его и попытаться кое-что узнать, и очень хорошо, что это он ко мне пришел, а не я к нему.

— Клим был моим другом, а мальчишки — мои крестники. Неужели ты думала, что я брошу тебя посреди всей этой каши? Оля, почему ты ни разу не обратилась ко мне?

— Ты правда хочешь знать ответ?

— Я его знаю. Вопрос, в общем-то, был риторический.

— Тогда торжественную часть объявляю закрытой.

Он смотрит на меня с этой своей непроницаемой миной, но он прав — словно и не было этих лет, и он все такой же, просто старше. А вот я — нет, я уже другая, я изменилась, и он это понимает, и мне, в общем, плевать.

— Ты знаешь что-то, что я должна знать?

— Да. Девица, которую ты уволила из офиса — это Дарья Семенова, бывшая любовница одного из моих друзей.

— У тебя нет друзей. И только не говори мне, что это ее рук дело.

— Да, ты права в обоих случаях. Это деловой партнер, и девка — его бывшая пассия. Много интересного о тебе рассказала.

— И что?

— А то, что девка эта знает то, чего знать ей не надо. Вернее, знала.

— То есть?

— Да машину водила неосторожно, понимаешь?

Ну, как не понять. Это я как раз хорошо понимаю. Бывает, что ж. Вот так едет человек, переполненный знаниями, и что-то на дороге случается, ага.

— Просветишь меня?

— Для этого я здесь.

Он никогда не говорит прямо, ему всегда нужно сначала сплясать ритуальный танец. Так уж он устроен, и я просто жду, когда затихнет последний барабан и он все-таки скажет мне то, зачем, собственно, и вынырнул через столько лет.

— А ты все так же не похожа на большинство женщин, которых я знаю. Да, Клим понимал, что делал, когда на тебе женился. Жаль, что… Ладно, хватит околичностей. Оля, тебе о чем-то говорит название «Орион-Про»?