Право безумной ночи
Шрифт:
Навстречу идут люди — посетители, больные в пижамах и халатах, врачи и медсестры. Молодой врач в зеленоватой пижаме обгоняет нас и бежит вниз по ступенькам. Я иду на четыре ступеньки позади нее. Хорошие духи, ничего не скажешь — но многовато их, целый шлейф. Вот она повернула от лестницы направо, там за углом — лестница в подвал, напротив прачечной. Я догоняю ее и слегка толкаю, а сама наклоняюсь вперед, опираясь о стену и сжимаясь, словно от боли.
— Извините… Сестра… Помогите мне, пожалуйста.
Она смотрит на меня, в ее глазах мелькает узнавание, а я скрючилась самым
Скальпель, который я прятала в рукаве халата, входит ей в бок легко, как я и думала, и она молча падает на меня, я же тащу ее в подвал, толкаю дверь, спускаюсь по лестнице, и целостность ее конечностей, как и то, что делает торчащий скальпель с ее раной, меня при этом совершенно не заботит.
Здесь пыльно и темно, свет льется из зарешеченного окошка, которое снаружи уходит под фундамент. Она стонет, а я приматываю ее к трубе отопления найденным куском проволоки, а потом выдергиваю скальпель из раны. Кровь начинает сочиться по белому халату и выглядит очень живописно даже при таком скудном освещении. Похоже, я попала в печень, а это значит, что без немедленной помощи она умрет очень скоро. Но помогать этой дряни я не собираюсь, еще чего.
Маска слетела с ее лица, рыжий парик упал, и я вижу, что это никакая не медсестра, а молодой и очень привлекательный парень лет тридцати, не старше. Ну что ж, тем лучше.
— Ты сейчас умрешь. Нет, заткнись и слушай. Или ты мне рассказываешь, что тебе от меня надо, сам, или я тебя заставлю рассказать. То есть ты либо умираешь легко, либо долго и тяжко. Дверь я закрыла на засов, нож острый и из хорошей стали, стены здесь толстые, звукоизоляция потрясающая, и я отрежу тебе все, что можно отрезать, но ты все равно скажешь, зачем тебе так нужно меня убить.
Он смотрит на меня со смесью удивления и страха, а кровь вытекает из его тела, и мне совершенно не надо, чтоб он накрылся доской прямо сейчас.
— Если решил поиграть в партизана на допросе, я для затравки отрежу тебе мизинец.
— Ты… не сможешь.
Его руки прикручены к трубе, я разжимаю его кулак и оттягиваю мизинец в сторону. Это и само по себе больно, но отрезать его будет больнее. Я выкручиваю ему кисть так, чтобы прижать мизинец к трубе, примеряюсь в фаланге, слегка нажимаю — и его крик захлебывается — я заткнула ему рот тряпкой, подобранной здесь же. Она грязная, но ему уже не надо беспокоиться о болезнетворных микробах.
— Это я так, чтобы направить наш диалог в конструктивное русло. Чтобы у тебя больше не возникало сомнений в том, что я чего-то не могу сделать. Будешь гнать пургу или изворачиваться — я дело доведу до конца, причем пальцем не ограничусь. Понял? Как тебя зовут?
В его глазах боль, страх и недоумение. На побледневшем лице макияж смотрится нелепо, и вблизи очень хорошо видно, что он мужчина, за женщину он мог сойти только в нескольких шагах, и то если в маске, даже парик и макияж не спасали дело, а уж ведро духов, которое он на себя вылил, только усугубило положение. Он думал, что он Рэмбо — но он просто придурок, который стоит между мной и моим врагом, но это временно.
— Если
— Сергей… Кротов Сергей.
— Откуда ты?
— Из Москвы.
— Кто тебя послал?
— Я… не могу. Это закрытая информация.
— Тебя это сейчас должно беспокоить меньше всего. Итак, кто послал тебя убить меня?
— На тебя открыли контракт, я взял его, и все. Клиента не видел, просто получил предоплату. Но это у нас обычная практика. Меньше знаешь — дольше живешь.
— Это ты заминировал машину?
— Нет… Не я. Я не работаю со взрывчаткой.
— Почему я должна тебе верить?
— Послушай… Мне надо к врачу… У меня кровь.
— У тебя уже почти нет крови, она скоро вся будет на полу. Но если ты не перестанешь мне лгать, у тебя не останется пальцев, ушей, глаз… Что еще я могу отрезать и отковырять, пока ты не умрешь, додумай сам. Еще раз спрашиваю: кто тебе меня заказал?
— Я просто взял открывшийся контракт. Если не выполню в течение этой недели и не выйду на связь — придет кто-то другой.
— Как ты связывался с клиентом?
— Телефон в кармане.
Кровь течет все интенсивнее, его белые кроссовки уже в луже его же крови.
— Что ты делал здесь?
— Клиент удвоил гонорар, на обоих твоих сыновей. Я… разведать приходил. Увидел охрану… Послушай, мне нужен врач.
— То есть ты собирался убить моих сыновей?
— Я же сказал. Это просто работа, ничего личного. Ты же не дашь мне истечь кровью?
— Почему нет?
— Ну… Я же ничего не успел тебе плохого сделать, в общем-то…
— Это не твоя заслуга. А потому — да, ты истечешь кровью. Где ты остановился?
Его глаза на миг прищурились, всего на долю секунды, но я заметила. Соврет?
— Ключи в сумке, там, за досками… На них бирка с адресом. Помоги мне, я тебе еще пригожусь.
— Сомневаюсь. Доверять тебе я не смогу, а шанс, что ты убьешь меня при первой же возможности, слишком велик, чтобы я хотела видеть тебя среди живых.
Я обыскиваю подвал, в углу за досками обнаруживаю синюю спортивную сумку. В ней одежда, пистолет, несколько обойм и нож. Какие-то флаконы в футляре, одноразовые шприцы и запаянная капельница. А вот и ключи, на бирке адрес — видимо, квартира посуточно сдается, у хозяина их несколько, вот он и подписал ключи.
— Ага, нашла. А что это за вещества?
Спрашивать уже не у кого. Не знаю, почему так быстро, но кровь из него вытекла практически вся. Что ж, такова жизнь — или ты, или тебя. Я же никому не обещала сидеть и молча ждать смерти. А уж если речь идет о моих детях, то тут без вариантов, граждане. И потом не обижайтесь, если что.
Я щупаю пульс у него на шее — а вдруг притворяется, гад. Нет, он мертв, и я отчего-то этому рада. На одного врага меньше, а я на шаг ближе к своей цели. Только вот труп куда-то надо девать, а куда? Подвал большой, когда-то здесь была кочегарка, в углу еще есть куча угля, стоят лопаты. Ну, отличная могила получится, я думаю, а уголь абсорбирует запахи и продукты гниения.