Право безумной ночи
Шрифт:
— Ладно. — Денька упрямо надулся. — Я понимаю, что это правильно — но и неправильно одновременно.
— Денис, мать не будет одна. Я же здесь.
Все, я больше не хочу этого слушать. Мне надо отдохнуть, пока я не спятила.
А самое странное — не звонит шеф. С того дня, когда он приезжал ко мне с горячими бумажками, он не позвонил ни разу, что на него не похоже. И мне бы надо съездить в офис и разведать, что к чему, но не сегодня. Телефон киллера я выбросила из окна машины под колеса какому-то самосвалу, сумка с оружием осталась там, где мы ее спрятали — в старом
— Валера, дай мне ту папку, что я отобрала у девицы на работе.
— Сейчас.
В моей гостиной сейчас творится бог знает что. Я слышу, как он перебирает бумаги, что-то роняет. Он так не похож на Марконова, у которого везде идеальный порядок, но это он живет в моей гостиной, а не Марконов.
— Вот. Я просмотрел — обычные фото, какие иногда делают люди.
— Мне даже трудно себе представить, что я стала бы делать такие фотографии. И уж точно не стала бы их хранить. Ирина была спокойная, неэмоциональная и упорядоченная, а потому мне трудно соотнести ее вот с этим, но, видимо, чужая душа — потемки.
— Отчего же. Очень живые снимки.
Живые — не то слово! У шефа неплохая фигура — ну, он в тренажерный зал ходит, тут удивляться нечему. Ирина же… Представить не могу, чтобы она согласилась сделать такие фото, но доказательство — вот оно. Согласилась. Но почему? И зачем хранила? И почему в сейфе? Она не была замужем, логичней было бы хранить эти снимки дома, ревнивый муж не найдет, если что, потому что нет его. А в сейфе их могла увидеть ее помощница, что и произошло. Не понимаю. Видимо, большинство людей руководствуются какими-то странными побуждениями. Либо со мной что-то не так.
— Ты прав, ничего интересного на этих фотографиях нет — кроме вообще их наличия.
— Думаешь, их подбросили в сейф?
— Вряд ли. Они ведь в моем столе были, а то, что лежали в сейфе, я знаю только со слов бухгалтерши, которую уволила.
— Так надо бы еще раз спросить у нее.
— Думаю, не удастся.
Если сукин сын Артур не соврал, он ее зачем-то убил. Я так понимаю, совсем не затем, чтобы она обо мне не болтала, просто она знала что-то еще, но что? И это «что-то» связано с шефом и делами, в которых он увяз, и очень похоже, что увяз глубоко, и мне придется увязнуть в них так же глубоко, чтобы разобраться. Все это доводит меня до бешенства.
— Почему не удастся?
— Что? А, вот ты о чем. У меня есть информация, что девица эта погибла в автокатастрофе. Но это, конечно, надо будет проверить. И если она жива, я охотно спрошу у нее, правду ли она мне сказала.
— А откуда ты узнала, что с ней такое случилось?
— Мне это сказал человек, который сам ей и устроил аварию.
— Знаешь, мне иногда кажется, что ты живешь в стране каких-то чудовищ, где царят самые кошмарные законы…
— Ага. И я тоже чудовище.
— Да, — он ухмыляется, — но очень милое.
Что-то смущает меня в этих фотографиях — может, их нарочитая какая-то художественность.
— Оль, что тебя тревожит?
— Посмотри на эти снимки. Абстрагируйся от сюжета и посмотри на них просто, как случайный зритель. Тебе ничего не кажется странным?
Он перебирает фотографии, задумчиво нахмурившись, потом откладывает некоторые из них в сторону.
— Вот здесь мне отчего-то кажется, что снимки делали в студии.
— Вот именно! Был кто-то третий, кто и сделал эти фото, а разве бывает кто-то третий в такие интимные моменты?
— Оль, да всякое бывает.
— Я, наверное, устарела, потому что мне это трудно представить. Но я уверена, что в данном случае речь не о тандеме, а о трио. Кто-то еще был там, знал об их связи и был участником этих забав, пусть даже в качестве зрителя.
— И что?
— А то, что твой брат никому не доверяет. И если он согласился сделать эти фото, и Ирина тоже на это пошла, то третьим был человек, которому они оба всецело доверяли. Кто бы это мог быть, как ты думаешь?
— Оль, я не знаю. Я ведь не вникал в жизнь брата, мы виделись редко и общались мало.
А вот я, похоже, знаю ответ на этот вопрос. И мне просто нужно позвонить нашему поставщику канцтоваров, чтобы до конца убедиться в своей правоте. Но тебе я об этом не скажу, потому что это знание, возможно, тебя сломает. Меня бы точно сломало.
Телефон звонит как раз тогда, когда я уж совсем было собралась вздремнуть — раны на спине болят сегодня гораздо меньше, потому что Лариска выдала мне какие-то таблетки, укрощающие боль и воспаление, и я уже могу более-менее нормально спать. А тут вдруг телефон. И я даже знаю, кто звонит.
— Ольга Владимировна, мне бы с вами повидаться.
Голос у шефа какой-то погасший. Думаю, вляпался он нешуточно, и я так думаю, что скрывать присутствие Валерия в моем доме я больше не стану, глупость это.
— Да, Сергей Станиславович, я дома. Приезжайте, когда вам удобно.
— Так я прямо сейчас, можно?
— Конечно.
Валерий, ухмыляясь, смотрит на меня. Он уже понял, что я задумала.
— Я так понимаю, мне не прятаться?
— Не вижу смысла. Мы взрослые люди, и, что бы ни происходило между нами — даже если это что-то не происходит, — мы имеем на это полное право, и шефу не должно быть до этого никакого дела. А если есть, то пошел он в пень.
— Логично.
— Тем более что есть у меня одна мыслишка, хочу ее проверить.
У меня целый ворох разнообразных догадок, но тебе об этом знать пока не надо.
— Какая?
— Потом скажу.
— Ну, потом так потом.
Мне сейчас важно знать, что же хочет шеф — а то, что это связано с документами, которые я видела, однозначно. Но отчего у него был такой испуганный голос? И он даже не спросил, почему меня нет на работе, и вообще ни о чем не спросил, и несколько дней не выходил на связь, хотя обычно звонит даже в выходные… Что-то странное, совсем не в его привычках.