Право быть человеком
Шрифт:
– Да-а, - протянуло мое начальство.
– И ведь, что самое плохое, описание преступников ты нам дать не сможешь.
"Не смогу", - потупился денебец.
– "У нас органы чувств разные".
– Ну хоть фотографии у вас есть?
– не удержалась я от вопроса.
В ответ Штирлиц предстал в образе вполне российской старушки, одетой в ситцевое платье в горошек. Одежка немедленно пошла дырами, а потом и вовсе сгорела. Тело у бабульки было, как у Памелы Андерсон.
– Прими свой истинный облик, - прогудел Терентий.
–
Старушка повела точеным плечиком, и превратилась в сгусток мрака с искорками.
– Здорово, - искренне восхитилась я.
– И у вас все так могут?
Денебец нерадостно кивнул.
– А как ты у себя на планете выглядишь?
– заинтересовалась я.
"Как придется, в зависимости от погодных условий".
– А еще они уплотняются в течение всей жизни, и вместо смерти превращаются в камень, - просветило меня начальство.
– Лиса, умерь свое любопытство, нам сейчас о деле поговорить надо.
– Хорошо, - согласилась я.
– Но, если вы нам не можете выдать описание преступников, и находиться вам у нас нежелательно, а… почему, кстати?
– Церковь, - коротко сказал волхв.
– Она их за чертей принимает.
В следующий момент меня чуть было не разметало по всему острову - видимо, это денебец засмеялся. Пришлось расширить звуковой диапазон. Неприятных ощущений поубавилось, я даже смогла различить отдельные звуки - смех у Штирлица оказался на редкость мелодичным.
Отсмеявшись, денебец продолжил общаться прежним образом:
"У нас развит дар внушения", - "сказал" он.
– Короче, они пытались убедить землян в том, что не причинят вреда, - разъяснил мне его слова Борис Иванович.
– Закончилось это плачевно для людей, по милости фанатов от религии. Мы рекомендовали денебцам прекратить появляться у нас на планете.
– Понятно, - ответила я.
– Так что делать будем?
– По хорошему, кому-то с нашей планеты надо отправиться на Огненную, - задумчиво изрек волхв.
– Но только я не знаю никого, кто продержался бы там хоть минуту. И думать забудь!
– накинулся на меня волхв.
– Да что вы, Борис Иванович, - посмотрела я честными глазами на волхва.
– Как вы могли меня заподозрить?
– Мысли твои прочитал, - прогудел Терентий, - вот и заподозрил.
– Друг мой,…, а нельзя ли привлечь ваших прекрасных женщин, они, насколько мне известно, живут на прохладной стороне вашей планеты, и у них есть какая-то особая магия для посещения вашей жаркой стороны.
"Не получится", - раздалось в моей голове.
– "Они слишком далеки от нашего мира".
– Знал я одну особу в свое время, - задумчиво изрек Борис Иванович.
– Вместе путешествовали. Ну, ты ее знаешь, - кивнул он верховному волхву Валаама.
– Лилипут, что ли?
– улыбнулся Терентий.
– Такое не забудешь! Помнишь, что мы тогда учинили в вашей Одессе? Когда она своим басом…
Оба
– Штирлиц, - обратилась я к разведчику.
– А о ком у них (кивок в сторону развлекающихся волхвов) идет речь?
"Это наша знаменитая разведчица", - не сразу, но все же откликнулся разведчик.
– "Сейчас она вышла в… отставку, но до тех пор была… маршалом", - справился он с заменой понятий.
– "Я к ней прямого доступа не имею, придется месяц ответа на заявку ждать, да и то неизвестно, с каким результатом".
Жаль…
– А почему ваш преступник, - вспомнила я встречу с серым денебцем в здании "Известий", - меня прогонял со "своей", как он выразился, территории?
"А, это он вместе с искрой… ну, скажем так, обоняние, потерял. Вот и перепутал, видать, тебя с кем-то еще", - ответил Штирлиц.
– "Вот бедолага, я бы так жить не согласился".
– А вы что, своих сопланетников по запаху различаете?
– удивилась я.
"Не совсем", - ответил разведчик.
– "Это сложно объяснить: там и испарения… тела, и… мысли, и принадлежность к… цвету огня, и еще много чего".
– Ясно, - протянула я.
– Что они там, совсем в детство ударились, что ли?
Волхвы ходили на руках. Наперегонки. Покамест шли ноздря в ноздрю.
– Борис Иванович, - окликнула я начальство.
Тот даже не обернулся - видать, совсем о нас позабыл. Все же иногда меня начальство поражало. А иногда интриговало - интересно, если оно до сих пор способно на такое вот веселье, то сколько же оно еще прожить сможет?
Ответа на этот риторический вопрос не было и быть не могло. Я почесала в затылке, и… вспомнила. О ракушке, подаренной матерью Иззи в благодарность за спасение чада. Она до сих пор болталась у меня на шее в числе прочих амулетов.
– У нас есть доступная женщина!
– возопила я, достала ракушку и дунула в нее.
Раздался ушераздирающий ультразвук, в котором угадывалась знаменитая Хаванагила, открылся на миг пространственный коридор, на другом конце которого виднелся горный пейзаж умопомрачительной красоты. Небо на другом конце было какого-то серебристо-сиренево-синего оттенка. Штирлиц вытянулся по стойке смирно, вцепившись взглядом (нюхом?) в дивную картину. Из туннеля вышла сияющая денебка. Сумеречные горы исчезли, явив взамен себя бескрайнюю Ладогу.