Право хотеть
Шрифт:
Старков играл вальсы, польки, марши, русские плясовые и песни собственного сочинения. Шпионы нестройно подтягивали в припевах, а во время исполнения плясовых пускались вприсядку выписывать кренделя вокруг стола.
— Вы, господин Старкопулос, большой мастер! — уважительно говорил расчувствовавшийся греческий шпион Иннокентий Полтораки.
Все шпионы, по возвращению на Родину рекомендовали коллегам посетить Старковскую квартиру. Теперь там постоянно шли какие-то диспуты, шпионы выпивали неимоверное количество розового портвейна, знакомились и братались. Двое агентов (он —
Для всех шпионов Старков стал родным.
Солидные англичане звали его уважительно — Старкофф.
Флегматичные скандинавы — Старковсон.
Итальянские шпионы — Старкоццио.
Мусульмане — Ибн Старкиддин.
Испанцы — Дон Старсио.
Французы — Мсье Старкок.
С развалом СССР в компании появились молодые, еще неопытные агенты Кавказа, Прибалтики и Молдовы, и в секретных досье разных стран появились фамилии: Старкидзе, Старковоглы, Стар-заде, Старкявичус, Старковас и Старучану.
В Архивах ЦРУ США Старков фигурировал как агент S.C. — 9 Star Cow («Zwiozdnaja korova»). Сотрудники же ласково величали его Коровушкой Старки.
Старков совсем закрутился, обслуживая шпионов, и не сразу обратил внимание на то, что количество их уменьшается с каждым днем. Заметил он это только тогда, когда пришел один лишь Акигиро.
— Что случилось? — поразился Старков.
— О, Старкэ-сан, — грустно ответил тот, — похозе, сто всех спионов переловили, остался один я… Принесите мне васэго портвейна-сакэ… и сыграйте сто-нибудь.
Он ушел утром, со слезами на глазах.
На следующий день не пришел никто.
Вечером Старков долго не мог уснуть, а в полночь его разбудил шум работающего мотора. В дверь постучали. Открыв, он увидел четверых молодцев в красноармейских долгополых шинелях и офицера с ромбами в петлицах.
— Старков? — сурово спросил офицер.
— Старков, — согласился Старков, — а что?
— Служба Госбезопасности, — коротко и сухо ответили ему. — Одевайтесь.
«Ёпперный театр! — думал Старков, спускаясь по лестнице, — Аукнулось мне дармовое варенье! Замели! Теперь отправят на лесоповал, и не играть мне больше на аккордеоне!»
Его посадили в черный фургон, долго везли по городу и высадили на улице Белинского, после чего ввели в какое-то здание с высокой башней и около получаса шли гулкими темными коридорами.
«Вот и тюрьма» — обреченно подумал Старков. Конвойные распахнули двери, и Старков оказался в огромном зале, посередине которого находился длинный стол. Рядом вытянулись во фрунт несколько офицеров.
Из-за стола поднялся маленький лысый человек в круглых очках без оправы и, подойдя к Старкову, пожал ему руку.
— Поздравляю Вас, товарищ генерал-майор, с успешным выполнением
— Генерал-майор?! — опешил Старков, — П-почему генерал-майор? Я ничего не знаю! Я ничего не делал!
— Все мы ничего не знаем! — снисходительно сказал тот и выложил на стол кипу роскошных цветных фото, где были запечатлены все шпионы у Старкова на дому,
— Ваша работа.
— Моя?! Но… где же тогда была фотокамера?
— А фотоаппарат мы спрятали в Вашем аккордеоне. Родина гордится Вашим подвигом! А теперь — отдыхайте. Если понадобитесь, Вас найдут.
Старков вернулся к старым занятиям. Он фотографировал прохожих, играл на аккордеоне в своей группе и жутко скучал по вечерам. Ни дача, ни персональный автомобиль с личным водителем, ни пенсия его уже не радовали.
«Тоска зеленая… — думал он, в одиночку распивая бутыль розового портвейна. — Может, песенку записать? Друзей не заменишь…»
Одно время он подумывал, не дать ли объявление в газету, чтобы снова начали приходить шпионы, но, поразмыслив, отказался от этого. В конце концов, он нашел выход из положения, устроившись заведующим культмассовым сектором во Дворец Пионеров, где и работает до сих пор, ведя кружок Юных Шпионов, вздыхает по старым временам и с нетерпением ждет, когда его подопечные вырастут.
После затяжной серии ночных квартирных сейшенов Старкова одолел бодун. Игра на аккордеоне, песни, пляски и распитие розового портвейна оборачивались по утрам тяжестью в голове и пустотой в бумажнике, и проснувшись однажды утром, Старков почувствовал себя совершенно разбитым. Его мутило, ноги, руки и голова тряслись, в глазах появился лихорадочный блеск, а на щеках высыпала сыпь.
«Оппаньки! — подумал Старков, отшатнувшись от зеркала, — Наверное, я выкушал вчера какой-то некондиционный розовый портвейн! Пора завязывать…»
Пошарив в своей домашней аптечке, Старков принял наугад пару таблеток, запил их валерьянкой и стал ожидать выздоровления. Результат не заставил себя долго ждать: шум в голове усилился, Старков стал кашлять и чихать, а затем и вовсе слег с высокой температурой.
Приходили друзья. Сочувствовали. Каждый приносил с собой какое-нибудь лекарство и бутылку портвейна с бантиком на горлышке. Бутылки с благодарностью принимались, лекарства же сваливались в угол.
Однако болезнь не отступала, и Старковым овладело беспокойство. Он глотал таблетки и порошки, пил разнообразные настойки, растирался денатуратом, но ничего не помогало, и Старков, отчаявшись, стал принимать все подряд.
После интенсивного курса витаминной терапии Старкова раздула водянка. Съев упаковку бактериофага, он неделю мучился животом, а затем, неожиданно, поседел. Обратившись к траволечению, он попробовал бальзам от бородавок и облысения, заботливо приготовленный чьей-то бабушкой, и за одну ночь облысел и весь покрылся бородавками.