Право хотеть

Волков Сергей Юрьевич

Сначала, конечно, она начала с тараканов. Тут у Арины не было почти никаких возражений — она и сама периодически устраивала им зарницы на выживание. Единственное «но» заключалось в том, что теперь из кармана приходилось вытряхивать кучу колких хитиновых крылышек и лапок. Их лиса жевать отказывалась.

Спустя месяц лиса отъелась и подросла настолько, что ее хвост во время сна частенько свешивался за пределы кармана. Арине пришлось пересесть в маршрутки, потому как лисе не нравилось, что в метро ее слишком сильно прижимают. Маршрутки стоили дорого, и Арина все чаще стала задумываться о смысле сберкнижки.

Ближе к зиме лиса затеяла переустройство гнезда. Она прогрызла

ходы в подкладке и добралась до внутренних кармашков. Там лиса устроила склады. Однако тараканов уже осталось так мало, что запасы выглядели слишком неубедительно. И лиса принялась охотиться всерьез.

Начала она с мышей. Поскольку в квартире их не водилось, то лиса научилась вскрывать вентиляционную решетку и пролезала на чердак или в подвал. Возвращалась она довольная и грязная, помахивая пучком грызунов, и сразу забиралась в карман, оставляя на драпе следы-розочки. Арина ругалась, чистила пальто щеткой и грозилась в следующий раз сунуть его сразу в стиральную машину — возможно, даже с каким-нибудь отбеливателем. Впрочем, лиса знала, что никакой машины в здешнем хозяйстве нет, а потому вела себя все более нагло.

Неладное Арина заподозрила в то утро, когда обнаружила лису на воротнике. Та лежала, как ни в чем не бывало, будто всю жизнь занимала именно это место. С одной стороны, лисий мех вроде как облагораживал убогое пальтишко. Но с другой стороны, Арина серьезно задумалась о том, чем же заняты ее карманы, если лиса туда уже не помещается.

Невзирая на протесты лисы, она стала вытряхивать из пальто: дюжину крыс, пять кошек, двух чихуахуа, одного бобтейла и четырех сантехников с ящиком инструментов, разводным ключом и несколькими пустыми бутылками. Сантехники прекрасно адаптировались к карману и выглядели вполне жизнеспособными, все остальное давно сдохло. Воспользовавшись присутствием мастеров, Арина сразу попросила залатать текущие трубы и поменять кран. Когда мужики завозились в ванной, лиса оживилась и попыталась опять затащить их в гнездо, но бдительная пальтовладелица пресекла ее поползновения. Лиса обиделась.

Почти неделю они ходили вместе — Арина в пальто, а лиса на ее плечах, — и жутко дулись друг на друга. Коллеги решили, что Арина внезапно разбогатела, раз позволяет себе такие роскошные меха, а хмурится превентивно, чтобы никто не вздумал просить в долг. Потом на работе пропали начальник с бухгалтером, а лиса стала такой толстой, что ее хватило даже на капюшон.

Разумеется, с исчезновением руководства компания была расформирована, зарплата пропала, а Арина еще больше разозлилась. Лиса плохо влияла на финансы.

Между тем, охота продолжалась, и пальто постепенно превратилось в манто, а затем и в шубку. Однажды лиса вернулась домой такой округлой, что ее лапы едва касались линолеума. Из ее пасти свисали сразу два языка. Да и хвостов у лисы изрядно прибавилось. Арина припомнила, что старые китайцы предупреждали: если у твоей кошки выросли три хвоста, сразу отруби ей голову. Но вот относится ли это к карманным лисам, она не знала. И рисковать не очень хотела.

К счастью, скоро пришла весна, а с ней и тепло. Арина с облегчением сняла тяжелую шубу, сунула ее в шкаф и не вспоминала о лисе почти до самой осени. А когда снова собралась надеть свое старое пальтишко, обнаружила, что вешалки пусты — только несколько толстых бабочек моли вяло ползали по стенкам. Повздыхав немного о съеденной лисице, Арина пошла покупать куртку. А вечером, когда перекладывала ключи, карточки и мелочь в карманы, кто-то тяпнул ее за палец острыми щенячьими зубками.

Вневременная

история

Владимир Бережинский

Их было шестеро. Не семь, не пять и даже не шесть, а именно шестеро. Вот в этом «-ро» все и дело. Шесть — просто безликое число, а когда есть «-ро» — то это уже личности, пусть даже и похожие, как близнецы. Они были цветными карандашами. Ма-а-аленькая такая коробочка. На шесть штук: синий, зелёный, жёлтый, красный, чёрный, фиолетовый.

На фабрике коробки с карандашами упаковали в большие ящики и отправили в долгое путешествие. Карандаши стукались друг об друга в темноте и тесноте, когда ящик бросали или роняли или просто везли по тряской дороге, и каждый раз с ужасом ожидали тихого хруста, с каким ломается грифель. Ведь так часто бывает — грифель, хрупкое сердце карандаша, не выдерживает ударов или просто резкой смены жары и холода и ломается.

Но ведь сердце людей тоже иногда не выдерживает резких ударов или жизненных передряг и разрывается, хотя оно и не такое хрупкое, как грифель.

А тем временем карандаши благополучно добрались до склада. И уже там, в темноте и относительном покое начали строить планы на будущее, хотя и понимали, что здесь от них почти ничего не зависит. Да ведь и люди так же строят планы, пытаются их осуществить, и даже думают иногда, что претворение этих планов в жизнь в их силах.

Впрочем, планы карандашей не отличались ни всемирным размахом, ни особой революционностью. Они просто мечтали найти наилучшее применение своим способностям в будущей, пусть и не очень долгой, карандашиной жизни.

Чёрный карандаш бормотал что-то о разметке, чертёжных рамках и топографических планах. Жёлтый загадочно улыбался, изредка роняя фразы о жёлтом дьяволе в жёлтом доме. Синий и Зелёный, прижавшись друг к другу шептались о чём-то, понятном только им, а до остальных иногда долетало «график», «фаза», «цикл». Фиолетовый, по общему мнению, был безнадёжным романтиком, и не соглашался на меньшее, чем раскрашивать небо. И только Красный ничего не говорил. Все понимали, почему — ведь он был рождён отчёркивать важные места и наносить резолюции.

Иногда карандаши начинали спорить, кто же из них нужнее в этом мире, да так яростно, что коробка буквально могла вот-вот развалиться. Правда, снаружи этого никто не замечал. Да и что тут замечать — коробка и коробка. А потом их выложили на прилавок, и спорить они могли только тогда, когда магазин не работал.

Потом однажды чьи-то руки достали их из-под стекла, и как следует упаковали в цветную бумагу, и громкий голос произнес: «Спасибо за покупку!» Потом их долго (или это им так показалось) куда-то несли, потом послышались голоса, смех, бумагу с треском разорвали, и карандаши опять увидели свет. Их как-то очень ловко очинили: так, чтобы если рисовать в одну сторону, то получалась бы очень тонкая линия, а если повернуть вбок, то линия была бы широкой. Тогда-то, наконец, карандаши и узнали, к кому же они попали. К очень маленькому мальчику, в подарок на день рожденья.

И мальчик стал рисовать дома, деревья, себя с родителями, жёлтое солнце на голубом небе и зелёную траву на чёрной земле. А еще он всё подкрашивал красным — ведь все знают, как дети любят красный цвет! — и земля становилась глиной, солнце оранжевело, а небо было лиловым. А когда мальчик начинал рисовать красные цветы, карандаш ломался — у него оказался слишком хрупкий, наверное, пережжённый грифель. Тогда мальчик обижался, как это умеют только дети, и отбрасывал карандаш в сторону, но потом он находил его. Но однажды карандаш закатился под шкаф и провалился в щель в полу, и там его не нашли.