Право на совесть
Шрифт:
Когда Берию спустили на лифте в тот самый подвал, куда он сумел отправить за свою жизнь тысячи русских людей, специальная кавалькада из автомашин помчалась по Можайскому шоссе в Рублево, арестовывать семью неудачливого претендента на сталинский престол.
В Рублеве Берия занимал целое именье, огороженое несколькими кольцами оград с наблюдательными вышками и пулеметными гнездами. Генерал Никольский предусмотрительно захватил с собой из Москвы полковника, начальника личной охраны Берия. Полковника показали через окошко будки дежурному офицеру, ворота открылись и охрана была немедленно обезоружена.
Имение
Жене Берия, его сыну Семену, инженеру-химику и жене Семена, Маше Пешковой, внучке Максима Горького, пришлось разделить общую участь родственников «врагов народа». Они были арестованы и исчезли в неизвестность.
Через несколько дней началась правительственная кампания по делу Берия. Все преступления следственных и карательных органов валились оптом на личный счет предателя и иностранного шпиона. Впервые за существование советской власти было разрешено официально совмещать слова «органы безопасности» и «банда преступников». Правительство играло ва-банк.
И на тот случай, если народу покажется неубедительным разгром карательного аппарата, как гарантия чистых риз советской власти, в пропагандной лаборатории Центрального Комитета уже готовился следующий шаг — удар по самому Сталину, по святая-святых советского государства. Все это можно было понять, прочитав секретную брошюру Центрального Комитета КПСС под сухим заглавием «Решение от 10 июля 1953 года».
Я запер рапорты агентуры в сейф, сдал ключ дежурному и пошел к троллейбусной остановке. 15-ый троллейбус довез меня до Арбатской площади. Мне нужно было взять из дома записи лекций по исторической грамматике, купить продуктов и белого хлеба, чтобы захватить все с собой на дачу.
Летом 1953 года продовольствие было проблемой даже в Москве. Когда слухи о речах Маленкова с обещанием улучшить жизненный уровень докатились до деревень, многие крестьяне поверили, что колхозы будут отменены. Поставки мяса и птицы немедленно сократились. Колхозники, в надежде, что появится возможность обосновать собственное хозяйство, решили поберечь живность. Полки мясных и гастрономических магазинов опустели. Встревожившееся население городов в два счета расхватало завезенные на базы запасы колбас и копченостей. Осторожные руководители торговой сети перевели магазины на скудный рацион. Даже консервы стали появляться по одной марке в день и в ограниченных количествах.
Побродив по магазинам и постояв в очередях, я наполнил свою «авоську» нехитрым набором продуктов, но в количестве достаточном нам четверым на несколько дней. Алюшку можно было уже прикармливать. Я разыскал ему яблочного и овощного пюре.
В пустующем полуподвале воздух был душным от постоянно закрытых окон. Я открыл рамы настежь. Начинало темнеть. К скамейке на другой стороне двора собралась молодежь. В том доме жили две сестры, работавшие швеями на соседней фабрике «Москвошвей». В хорошую погоду на скамейку перед их окнами приходили в гости друзья. Приносили гитару или гармонь, чтобы спеть вполголоса любимую песню или потанцеватъ на случайно уцелевшем от установки теплоцентрали куске
В их репертуаре были и «Очи черные». Первый куплет, обычно, не пели, но зато повторяли по несколько раз остальные. Забавно было слушать, как девушки и ребята, никогда, наверное, не видавшие и не слыхавшие ресторанного цыганского хора, знакомые, вероятно, больше с вином или водкой, чем с шампанским, выводили старательно и трогательно: «По обычаю древнерусскому… не могу друзья, без шампанского и без пения, без цыганского…»
В тот вечер один из куплетов любимой песни развлекающейся молодежи прозвучал неожиданно современно:
«Арестуй меня, потом я тебя, Потом ты меня, потом я тебя, Потом снова ты, потом снова я, Потом оба мы арестуемся…»Дружный смех показал, что импровизация была понята и одобрена. Другой голос завел частушку:
«Как товарищ Берия потерял доверие, А товарищ Маленков надавал ему пинков…»Нужно было слышать интонации исполнителей, чтобы понять, как мало уважения осталось у этой молодежи к властителям советского государства.
Смех убивает страх. Этого не учел Центральный Комитет КПСС.
Инсценировка с Берией была воспринята народом как комедия.
Партия неосторожно обнажила свой страх перед народом. Народ сделал соответствующие выводы. Его вера в собственные силы возросла.
В стремлении предупредить взрыв, партия подготавливала новый, по ее мнению более эффективный, обман — анафему Сталину.
Послушав, как смеется рабочая молодежь с соседней фабрики, я подумал, что снова обмануть народ вряд ли удастся.
«Дача», в которой мы жили летом 1953 года, представляла из себя деревянную лачугу, принадлежавшую нашей родственнице в поселке Горловка. Мы решили поселиться в этой лачуге потому, что она стояла прямо в лесу. Участок, принадлежавший нашей родственнице, был расположен на отлете от поселка, в низине, у самой речки и, в отличие от других московских дачников, мы могли наслаждаться природой в относительном одиночестве. В лачуге, сколоченной из досок, обклеенных белой бумагой, было две «комнаты», печка из едва просохшей глины и кое-какая мебель. Мы наняли грузовик и, как только установилась теплая погода, перевезли матрацы, столы и стулья в нашу «башню из слоновой кости». Так мы окрестили лачугу потому, что надеялись уединиться в ней, подальше от газет, правительственных сообщений, слухов, толков и всех взбудораженных настроений после сталинского времени.
Прилетев в Москву 9 марта из Берлина, я в первое время пытался воспользоваться начавшейся реорганизацией разведки и получить себе свободу. В начале апреля, когда первая волна чистки прокатилась по «органам госбезопасности», я подал заявление Судоплатову. «…В условиях происходящего сокращения штатов, — писал я, — прошу Вас учесть, что у меня нет желания продолжать работу в разведке и вообще в службе госбезопасности… мне необходимо закончить учебу в университете, после чего я намерен заняться работой по филологии и поступить в аспирантуру…»