Право на жизнь
Шрифт:
— Когда вы отправляетесь?
— Как только загрузимся. Короче, до утра можете спать спокойно.
Какой там сон. Путники пришли в комнату, да так и просидели оба до утра, боясь не то, что уснуть, лечь! Кто знает, вдруг еще кому-то вздумается ограбить их ночью. Или корабль вдруг уплывет до рассвета. Теперь, зная виновника своих бед, Северьян злобно косился на котомку. Вот уж радость, везти в мешке краеугольный камень всех неприятностей!
К утру одежда обсохла. Впрочем, путники так и не снимали своей одежды, потому и не слишком радовались этому очевидному событию. А солнце уже медленно выплывало, щурясь огромным красным глазом, оглядывало свои владения. Северьян с Данилой молча собрали вещи, и поспешили покинуть не слишком
Корабельщик Ишан встретил их жизнерадостной улыбкой.
— Вроде не опоздали! Молодцы! Я уж отправляться собрался!
— Самое время, — буркнул Северьян. — Где мы можем разместиться?
— Да размещайтесь, где хотите. Вся палуба ваша.
— А трюм?
— Трюм для грузов. Если хотите, можете сидеть и там, но я бы не советовал. Там темно, сыро, да и крысы. В общем, делайте что хотите, только корабль не ломайте. Того, что вы заплатили, вполне хватит, чтобы целыми днями маяться от безделья, но ежели вдруг наскучит, я всегда найду вам работу.
Северьян выслушал длинную проповедь Ишана, и облегченно вздохнув, примостился на корме, чистой и влажной, накануне начисто вымытой. Рядом сел Данила. Шумно зевнул.
— Неужели мы на корабле? А, друг калика, представляешь? Мы на корабле!
— Представляю, — хмуро ответил Северьян. И оба спутника замолчали.
Лишь слышалось, как шумит корабельщик, отдавая приказы подчиненным, как кренится корабль, как скрипят паруса, пытаясь уловить движение ветра. Корабль неторопливо, покачиваясь, покидал маленький порт. Впереди открывалась лазурная, нежно голубая гладь моря. Она таила в себе мириады загадок. Путники молчали, вперив взгляды вдаль. Каждый думал о своем. Северьян просто любовался восходом, дивным и прекрасным, как сама жизнь. А Данила смотрел вперед, до рези в глазах пытаясь различить неведомые стены Царьграда. Убийца втайне завидовал спутнику. Даниле еще предстояло сладостное томление, ожидание чуда, и созерцание оного. Северьян же успел увидеть изнанку этого на первый взгляд волшебного города, и ожидал лишь одного. Еще больших несчастий.
Часть III
Глава 41.
Здесь было темно и сыро. В сыром воздухе витал стойкий запах разрытой земли и плесени. Так обычно пахнет в старом запущенном погребе, в который нерадивый хозяин не заходил несколько лет. Со стен жуткими лоскутами свисала старая замшелая паутина, своды потолка закреплены перекошенными накренившимися балками, которые уже подозрительно поскрипывают, так и норовя сорваться вниз, выбить опоры и обрушиться на людей лавиной иссохшей щебенки и глыб каменных плит. Это место выглядело куда хуже, чем корабельный трюм, в котором Люта вместе с другими пленницами находилась более десяти дней. До этого она мало чего помнила. Каждый день ее поили дурманящими травами и на всякий случай завязывали глаза. Зато она отчетливо видела день своего похищения. Девушку выкрали прямо на глазах у честного люда, на базаре. Трое здоровенных мужиков из охраны купца Ликуна заломили Люте руки и ударили чем-то тяжелым по голове. Купец долго ругал своих слуг, обвиняя их за излишнюю самоуверенность, но девушку так и не выпустил. И теперь Люта сидела в компании десятерых похищенных девушек в темном, сыром подвале и слепо ждала своей незавидной участи. Ликун доходчиво объяснил, что попытки побега будут караться смертью и уже мягче добавил, что девушкам досталась не самая худшая участь. Невольничьи рынки — удовольствие не для бедных, а стать служанкой какого-нибудь барона не так уж и плохо. Девушки поплакали, поплакали и смирились. Только Люта все еще верила, что Данила найдет ее, перерыщет всю землю, но найдет.
Люта давно сбилась со счета, но ей все-таки казалось, что сейчас утро. Девушек еще не кормили, и даже не удосужились зажечь новый факел, так что погреб уже добрых два часа был погружен в непроницаемую тьму. Многие пленницы
За время пребывания здесь, Люта успела сойтись с пятерыми. Костряна, высокая статная, с черными, вороного крыла волосами и томными зелеными глазами, стала для Люты лучшей подругой. И характер у нее подстать внешности: волевой, напористый. Ее даже стражники уважали, и, похоже, все поголовно влюбились. Но, слово Ликуна — закон, и никто не пробовал нарушить его. Еще была Родянка, миловидная, с правильными чертами лица, русоволосая. Люди Ликуна похитили ее в Киеве, по крайней мере, так говорила сама Родянка. Она прослыла веселушкой, даже сейчас, когда, казалось, нет ни какого выхода, все равно умудрялась поддерживать беспечное настроение. Сейчас обе девушки сладко спали.
— Не спится? — Отвлек от печальных мыслей тихий голос.
В углу, прислонившись спиной к холодной стене, сидела Агалья. С ней Люта так и не смогла найти общий язык. Странная девушка с не менее странным именем почти ни с кем не общалась, все больше молчала. Люта даже немного испугалась, с чего это у Агальи вдруг прорезался голос.
— Нет. — Ответила Люта. — Слишком холодно. Да и мысли всякие лезут, не отобьешься.
— Мысли это плохо, — согласилась Агалья. — Особенно воспоминания. Мы теперь рабыни, и о прошлом лучше забыть.
— Но почему? Почему нельзя помнить?
— Чтобы избежать ненужной боли. А воспоминания — это всегда боль.
Люта растерялась. Не ожидала она столь угнетающего разговора.
— А почему ты все время молчишь? — Сменила она тему. — Девчата думают, что ты не от мира сего, безумная.
Агалья нахмурилась. Ровные дуги бровей опустились, исказились.
— Люди Ликуна убили на моих глазах отца и мать. А потом надругались надо мной…
— Прости, — Люта виновато склонила голову. — Я не знала.
Она действительно была потрясена. И как только она вместе с подружками могла смеяться над странной нелюдимостью Агальи? Пережить такое как она, и не свести счеты с жизнью или, по крайней мере, не сойти с ума почти невозможно. В один миг лишиться всего: родного дома, родителей, и даже свободы. Не слишком ли большое испытание для одной хрупкой девушки.
— Не стоит просить прощения. Не ты же их убила, — нервно усмехнулась Агалья. — Ничего. Уже завтра нас всех поведут на продажу. Может быть и с покупателем повезет, кто знает?
— Так ты сдалась? Ты не хочешь больше бороться? — Воскликнула Люта. — Мы ведь наверняка сможем выбраться, убежать…
— Опомнись, дуреха, — осадила ее Агалья, — куда бежать? Ты что, не знаешь, мы же в Царьграде! Убежать отсюда нельзя, море не переплывешь…
— Море? Что, настоящее море?
— А ты что думала, тебя на корабле по речке везут? Так ты действительно глупая. Бежать бессмысленно, даже если есть шанс. Тебе хоть есть куда возвращаться, а мне? Мне куда податься? Идти батрачить на какого-нибудь богатенького скота? Нет уж, пусть все будет, как будет, доверюсь судьбе. Может хоть покупатель попадется нормальный.
Люта ничего не ответила. Говорить с Агальей о спасении, даже мечтать о таком было бессмысленно. Это Люту ждет дома жених, и волнуется мать, Агалью больше не ждет ни кто. И почему Род так несправедлив порой? За что, за какие грехи посылает такие испытания? А может, Род вообще отвернулся от людей, наплевал на них? Люта вдруг испугалась собственных мыслей. Нет, не мог он забыть про своих любимцев, не мог просто бросить не произвол судьбы. Но верить в это было все сложнее.
Заворочавшись, проснулись еще две девушки, Сельга и Савья. Они — сестры, почти одногодки. И очень похожи друг на друга, хоть и не близняшки. У Сельги правда, маленький шрамик над правой бровью, след удара охранника. Девушка пыталась убежать, и ее попросту оглушили. Ликун не терпел неповиновения.