Право на жизнь

Пот начал заливать глаза, височные артерии набухли и запульсировали. Взглянула на наручный сейр 1 – система на грани, легочные клапаны не справляются с давлением, да и сосуды могут не выдержать, надо выравнивать нагрузку. Вдох – четыре шага, выдох – четыре шага. Бежать, чего бы это ни стоило, бежать и не сходить с дистанции. Мелькнула заманчивая мысль – а может, отдохнуть? У меня же есть две остановки для пит-стопа. Какой соблазн – отдаться в умелые руки техников, сменить спортивный костюм, прокачать кровеносную систему, остудить корпус, успокоить сердечный ритм. Нет, еще не время, еще не пройдена даже треть пути, пока нельзя, надо бежать. Вдох – четыре шага, выдох – четыре шага, к заветной цели, вперед.

Так уж получилось, что в десять лет я попала в жуткую катастрофу. Полученные мной повреждения оказались несовместимы с жизнью – уцелели только сердце и мозг. На биологически воссозданное тело у родителей просто не хватало денег, но и похоронить свою дочь они не могли. Выходом оказался симбиоз бионического корпуса и живых органов, а проще говоря – симбионик. Разработчики киберпротезов и имплантов давно вышли на новый уровень – биоконструирование. За очень большие деньги они могут вырастить новое настоящее тело, в которое перенесут твои сердце и мозг, а все остальное синтезируют из биомассы. Если средства ограничены, сердце и мозг могут поместить в бионический корпус, аналог человеческого тела из композиционных и нанобиохимических материалов. Именно так со мной и поступили. Совокупность физических и химических процессов, протекающих в моем организме, позволяет осуществлять обмен веществ. Как и обычный человек, я ем, сплю, справляю нужду, потею, иногда даже чихаю и кашляю, но при этом абсолютно ничего не чувствую. Я – пустышка, наполненная детальками и проводками, без чувств и эмоций. И все эти детали, узлы, проводки и механизмы подчиняются моему сердцу и мозгу, которые синхронизируют работу всех систем. Однако я лишена главной привилегии живого организма – я не могу размножаться, у меня нет права на обычную жизнь. Вдох – четыре шага, выдох – четыре шага.

Помню, когда первый раз после катастрофы открыла глаза, нахлынувшая пустота просто оглушила. Я могла бы сказать, что испугалась, но это стало бы неправдой, ведь я ничего не чувствовала. Не было боли, запахов, даже звуков вначале не было. Перед глазами смазанной картинкой виднелись потолок и стены медико-инженерного блока, иногда в фокусе появлялись люди в голубых халатах. Потом прорезался слух, и противный голос начал командовать: «Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, задерживаем дыхание, выдох». И так бесчисленное количество раз. Я могла бы сказать, что устала, но это тоже было бы неправдой – я ничего не чувствовала. Как потом объясняла мама, биотехники налаживали работу моего искусственного тела довольно долго, мозг никак не хотел приспосабливаться к новым условиям существования. Сколько раз потом я задавалась вопросом: а надо ли было так усердствовать? Но, видно, судьба считала иначе, и в десять лет я начала существовать заново.

Вот черт, кажется, в суставе левой нижней конечности начинает закипать жидкость, а ведь говорила я биомеху, что с коленной чашечкой что-то не то. Запустить бы расширенную диагностику, но для этого необходимо хотя бы тридцать секунд покоя в строго горизонтальном положении. Пит-стоп или не пит-стоп?! Допустим, в колене все-таки перегрев. Водный отрезок начнется через двадцать километров, ожидаемая температура воды тридцать два градуса, длина отрезка сто километров, теоретически есть шанс остудить перегревшийся узел. А если там не только перегрев, а еще и потеря смазки?! Тогда точно финиш и – конец всем надеждам. Вдох – четыре шага, выдох – четыре шага. Решено, перед водой беру пит-стоп. Надо сбросить с сейра свои параметры, просьбы и пожелания техникам, пусть работают, все-таки мы в одной связке.

Первый раз я посмотрелась в зеркало на седьмой день после того, как пришла в себя. Это была я и не я: знакомое лицо, но разрез глаз чуть шире, крылья носа немного тоньше, и ушки идеально симметричные, маленькие красивые ушки. Мама не смогла удержаться, попросила исправить ошибки природы. Спасибо, что не очень увлеклась и не сделала из меня Мэрилин Монро или Мадонну (в тот год была популярна старина,

и байтеры 2 вовсю копировали звезд двадцатого века). Я могла бы сказать, что удивилась, обрадовалась, огорчилась, но это снова было бы неправдой – я ничего не чувствовала.

Я была маленькой десятилетней девочкой, и я ничего не чувствовала. Я не ощущала ног и никак не могла встать на них, я не ощущала рук, и никак не могла взять ложку или чашку. Глаза, а точнее, оптические линзы неизвестно какого поколения, передавали картинку в мозг, и я видела чашку, мозг знал, что такое чашка. Мозг отдавал команду взять чашку. Рука поднималась и промахивалась бесконечное множество раз. Я могла бы сказать, что каждый такой промах погружал меня в пучину отчаяния, сомнений и тоски, но и это было бы неправдой – я ничего не чувствовала. Уже позже, когда мной стали заниматься технореабилитологи, я поняла, что фактически стала машиной, а машина понимает только четкие команды. Чтобы взять чашку, надо сначала оценить расстояние от кончиков пальцев до объекта, задать вектор направления, рассчитать силу и скорость движения, угол наклона и поворота кисти, дать команду на каждое действие и много-много чего еще, что обычный человек делает даже не задумываясь, машинально. Теперь вся моя жизнь состояла из программирования, чтения и выполнения команд. Я могла бы сказать, что это было тяжело, сложно, выматывающе, но и это тоже была бы неправда – я ничего не чувствовала. Это ощущалось как бесконечное «вдох – четыре шага, выдох – четыре шага».

В мозг пришло голосовое сообщение: “Красотка, мы готовы, ждем твоего прибытия через шесть минут пятнадцать секунд. Рекомендовано сменить спортивный костюм на гидрокостюм, на водном отрезке нехилые волны”.

Гидрокостюм, так гидрокостюм. Все это условности. Симбионикам не требуется защита от внешних раздражающих факторов. Это лишь дань традициям: сухопутный отрезок в спортивном костюме, водный в купальнике или гидрокостюме и воздушный в скафандре. Одежда трансформируется нажатием кнопки на сейре. Яркие кричащие цвета, логотипы спонсоров, символика межгалактических игр: семь планет, сплетенных в затейливый цветок, как знак единства и дружбы семи галактик. Зрители хотят незабываемых эмоций от триатлона, и они сполна их получат. Камеры, закрепленные на дронах, следуют за каждым спортсменом, стараясь снять происходящее с наилучшего ракурса. Картинка с моих оптических линз тоже передается в информационную базу, как и стук сердца, звук шагов и дыхания. Профессиональные гейм-режиссеры в онлайн-режиме обрабатывают видео, звук, запах со всех носителей и транслируют их зрителям, купившим билеты на 6D-места. Именно там можно проникнуться всеми ощущениями спортсменов: от бешено стучащего сердца до сухости во рту, от безумно ударяющих в лицо волн до сумасшедших виражей на скайбайке 3 . А пока: вдох – четыре шага, выдох – четыре шага.

Каждые полгода мне приходилось приезжать в медико-инженерную клинику, чтобы пройти процедуру увеличения корпуса. Что поделать? Детский организм быстро растет, не могла же я все время оставаться десятилетним ребенком. А потом снова привыкание к новым размерам, очередные программы и команды. В тринадцать лет девочки в нашем классе стали шушукаться по углам, стрелять глазками в старшеклассников, у кого-то случилась первая любовь. Да, я вернулась учиться в свой класс. Сначала постоянно ловила на себе любопытные взгляды, в них читались жалость, злорадство, интерес, иногда восхищение. Я могла бы сказать, что меня это раздражало, напрягало, нервировало, но и это было бы неправдой – я ничего не чувствовала.

Конец ознакомительного фрагмента.