Право на жизнь
Шрифт:
С этим жертвоприношением тоже… Фигня какая-то. Девчонки сказали, что их в прошлом году никто предупредить не мог, а с ним они спокойно про это болтают. То ли потому что он не люд, то ли что. Но Дэн глубоко внутри считал, что всё это потому, что его уже списали. И те, кто его лечил в начале, и сами девчонки. Ждали уже не дождались, пока его того этого. Сгинет, в общем, с глаз долой. И не надо вину чувствовать и делать с ним что-то. Даже дура-Юлка в последнее время всё реже к нему заглядывала. Принесёт пирожок и свалит. А как все студенты свалили, пирожков вообще не стало. А он уже привык вообще-то. Могла
И так-то на лежалой подстилке из соломы не особо разоспишься, а тут ещё всё чаще ему кошмары стали сниться. В основном как он в камень проваливается. Блуждает по тёмным коридорам пещер бесконечно и найти выход не может, а потом падает в какую-то пропасть. Или как на алтаре ему кровь пускают, и он усыхает весь и в этого чёрного полурослика с копытами обращается, а потом к нему Янна со своей белой невыразительной мордой лица склоняется, будит, похлёбкой поит той склизкой да ошейник на шею цепляет, и душит этот ошейник так, что Дэн подскакивал, хватая воздух, и ещё долго не мог отдышаться.
Обычно кошмары снились раз в неделю где-то, чаще всего свои сны он не помнил, так как просто проваливался в черноту и просыпался от шума кухни. А как девчонки с остальными свалили, так кошмары тревожили всё чаще, буквально один за одним. Что спал, что не спал, один фиг не выспался, и ощущение, что тебя палками били. А Дэна били, когда он однажды решил забить на всё, и ещё истерику закатил и целый котёл супа опрокинул. Случайно. Почти. А может и нет. Кроме того, что ему два дня есть не давали официально, так ещё и наказание назначили. Больно было и обидно. Он такой злой ходил пару дней, что от него все шарахались, а потом навалилась апатия, которая затягивала, словно в трясину.
Постоянным напоминанием, словно перетекая из кошмаров в явь, маячили черные вылвы, которых он заметил на стенах. Ютились там, как жуткие птички, вызывая дрожь отвращения. Он точно не хотел становиться такой же хренью и на всю жизнь оказаться замурованным в этих подземельях. К тому же в последние дни эти вылвы стали что-то шептать и привлекали его внимание, так что Дэн любую минуту старался проводить вне давящих стен, на улице, чтобы не видеть этих существ, бывших некогда людами.
Однажды он забрался далеко от основной горы и остановился на отвесном утёсе. Внизу зияло настоящее ущелье, наверное, с полкилометра глубиной. Точно один шаг — и всё.
И от этой мысли Дэн замер.
Всего один шаг, короткий полёт — и он точно не будет больше ни мучиться, ни думать, и не достанется этой чёртовой богине. Что вот она — возможность сделать так, чтобы всем стало проще. Дэн осознал, что не хочет он никого дожидаться, умолять, унижаться, а потом ещё семь лет ишачить и пятки чьи-то целовать. Бояться не хочет. Ничего уже не хочет. Ни-че-го. Да его наверняка уже и родители похоронили.
Слёзы, выступившие из глаз, подхватил ветер.
Дэн снова взглянул вниз и, закрыв глаза, шагнул вперёд, не увидев, как из-за деревьев к нему молниеносно и бесшумно движется длинный чёрный зверь с белой гривой.
Бай, извернувшись в воздухе, успел схватить руку брата и повис, глядя в чёрные глаза. Смена облика, как всегда, временно его оглушила. Впрочем, в этот раз всё было иначе, и ему не пришлось даже мгновения
Хэй поднял его, и они сели, привалившись спинами друг к другу. Снова раздельные.
— Боюсь, что парень в конце создал нам проблем, — выдохнул Бай, глядя вдаль. — Его душа оставила тело, так что я…
— Ты не сможешь его покинуть без гибели тела? — сразу понял брат-близнец.
— Нет, не смогу, — Бай рассматривал сбитые руки с грязными ногтями и восстанавливал кожу. — Но с другой стороны…
— У тебя появилось своё тело, — закончил за него Хэй. — Почему он вообще?..
— Полагаю, это импульсивное решение, — подумав, ответил Бай, прекрасно понимая брата и вне их общего тела, точнее, тела Хэя. — Он был слишком слаб духом. Хорошо, что мы успели.
— Да… — ответил ему Хэй, и они, не сговариваясь, легли на спины, положив головы на ноги друг друга, непроизвольно формируя символ Тайцзи. Круг белого и чёрного лун-драконов.
Бай прикрыл глаза, чувствуя усталость. Им надо привыкнуть к телам. Особенно ему.
Он не помнил, как они оказались в одном теле. Даже юность, когда у него имелось собственное тело, всплывала в памяти весьма смутно. Кажется, он был могуч и силён. А потом наступила чернота, в которой он долго висел маленькой белой каплей. Пока не вспомнил, кто он, и ответил на бесконечно спрашиваемый вопрос, который, как выяснилось, постоянно задавал ему Хэй, чтобы он не исчез вовсе.
«Кто ты?»
Бай лишь понял, что умер, и брат-близнец не нашёл ничего лучше, чем пустить его дух в своё тело, дав ему пристанище и обрекая себя на невозможность перевоплощения. Потому что в Звере ещё могли жить два духа-близнеца, а в людском теле уже нет. Либо им обоим наступил бы быстрый конец.
Прошло много сотен лет, прежде чем Бай окреп настолько, чтобы суметь отделиться.
После облика Зверя людское тело казалось неповоротливым, непропорциональным, коротким и неуклюжим. Он уже не помнил, как это — быть в таком теле. Его раздражал урезанный спектр восприятия запахов, звуков, эмоций и магии. Без когтей и клыков он чувствовал себя почти беззащитным. Даже сейчас привыкание к людскому обличью занимало время.
Бай не стремился разделятся. Они жили так с братом тысячу лет, и он не помнил иного. Но всё изменилось, когда по заданию деда им надо было навестить одну из его будущих жён и посмотреть, что это за девушка. Они планировали понаблюдать издали, но слишком уж подходящее тело нашли поблизости. А Баю стало интересно поговорить с тихой задумчивой красавицей… Та случайность переросла во влюблённость. Бай нашёл свою суженую и уже не хотел прежнего существования. Вот только… Всё слишком сложно.
Деда мало кто мог превзойти по силе и прозорливости, тот думал не на шаг, а на тысячелетия вперёд. Бай привык воспринимать его как несокрушимую, монументальную гору, которую никому не превзойти, считать непререкаемым авторитетом и тем, кто всегда прав… И всё же ретивое сердце томилось, и Бай выбрал. А за ним выбрал и Хэй, хотя поругались они тогда с братом знатно, а от его помощи вышло больше неразберихи и ущерба. Но всё же действовали они вместе и сообща, как привыкли жить единым организмом все эти столетия.