Право на жизнь
Шрифт:
Страх, что они так потеряют большую часть своих общих сил, и основной план не сработает, оказался сильней неприятия. Оляна нисколько не покривила душой, когда говорила о том, что предпочтёт породниться с Радомиллой, чем станет её мачехой и выйдет замуж за Ящера.
Впрочем, когда, пересилив себя, Оляна подошла с этой просьбой к Радомилле, та отказала в посестринстве, явно желая, чтобы её поуговаривали, так как высказала Оляне всё, что наболело:
— Ах, теперь-то я вам понадобилась, да? А помнишь, сколько лет ты нос от меня воротила и давала от ворот поворот? Сколько я за вами бегала? Да вы с сёстрами вообще не понимаете, когда с вами по-людски. Княжна Ожега сразу драться лезет да угрозами сыплет. Княжна Озара хоть и стала посестрой моей, а сквозь зубы
— Вообще-то ты сама говорила, что в твоих интересах нам помочь с отцом твоим справиться, — выслушав этот всё на свете собравший спич, сказала Оляна, одновременно прислушиваясь к своему Дару, что резонировал от Радомиллы какой-то детской обидой. — Ради матери и твоего Рода…
Радомилла, впрочем, на справедливое замечание только ногой топнула и, взмахнув в развороте косой, убежала в комнату.
— Ой, да это же ожидаемо, — закатила глаза Юля. — Кикимора, она и есть Кикимора. Ей бы лишь поглумиться и душу вытрясти, — прокомментировав этот выпад, после того как Оляна рассказала о своих «переговорах» с Радомиллой. — Погоди немного, она в себя придёт от своих мечтаний или втык от матери получит и сама прибежит как миленькая. Иначе так её мать в наложницах и останется. Ой… Ну ты поняла. Ты правильно сказала, им это выгодно, и что тогда выкобениваться, спрашивается? Гонор свой показывать и характер мерзкий? Вот поэтому с ней никто и не дружит.
— Знаешь, мне показалось, что Радомилла очень одинока и обижена… — протянула Оляна.
— Ага, обижена по жизни, — подхватила подруга. — Недодали с младенчества. У нас про таких говорят, что игрушки деревянные прибиты к потолку были.
— Ну… — Оляна вздохнула. — Возможно, это недалеко от истины, всё же Радомилла выросла без матери…
— Ага, и среди Кикимор, — фыркнула Юля. — Чем удобряли, то и выросло, да? Мне кажется, не стоит ей сильно потакать, но я вижу, что тебе её жалко.
— Думаю, от меня не убудет, а ей приятно…
— Ага, будешь её перевоспитывать в двадцать пять годиков, — хмыкнула Юля. — Но дело твоё, конечно. Может, и правда что-то изменится… Жаль, что с этими гребнями так вышло…
К тому же Оляна поняла, что и правда пришла с просьбами о посестринстве, как будто это ей должны, да без подарков, что к такому делу полагаются. Из того, что у неё ещё из дома было припасено, немного осталось, но нашлись там бусы малахитовые с золотыми кольцами. Вещь богатая и глазу приятная. К тому же цвета, что к волосам и глазам Радомиллы точно подойдёт. К тому же долгих десять вечеров Оляна под руководством Юли вязала пуховый платок из тонкорунной белой пряжи, что выменяла в деревне тоже через Юлю. В пряжу эту вплела она заговоренную нить защитную, что ясность сознания даёт. Да потом ещё узор с цветами из красной и зелёной нити нашила, да руны против непогоды разной. Получился платок на загляденье: хочешь голову накрывай в студёные морозы — никакой ветер не продует, а дождь не промочит, хочешь просто на плечах носи — тепло, словно любимый обнимает. Как раз как первые морозы ударили, Оляна напекла собственноручно медовые пряники, такие, как в Щедрец они на гостинцы делали, и отправилась с уважением к Радомилле. Подарки преподнесла в качестве залога их будущего посёстринства, чем, кажется, удивила. Потому что растерялась Радомилла, молча перебирала бусы да платок гладила, пока они чай пили с пряниками, разделив их, как полагается, поровну.
Оляна, наверное, всё же немного понимала Радомиллу. Когда-то и она ощущала себя довольно одиноко, несмотря на сестёр, которые всегда рядом, и многочисленную родню. Её попытки наладить контакт с одноклассниками в
Радомилла решила, что её дружбы достояны только они — княжны Рода Горынычей, которых она сама же предала и оттолкнула. Желая, чтобы они приняли её как доказательство того, что она правда изменилась.
Всё это Оляна понимала. Так что решила, что если уж посестрится, то от чистого сердца, а там уж примет это Радомилла или нет — ей решать. Было бы предложено.
— Ну что, Радомилла продолжает свою игру в обиженку или как? — спросила Юля, как Оляна вернулась. Озара и Ожега тоже вопросительно посмотрели.
— Нет, — засмеялась Оляна. — Она приняла мои дары и согласилась обменяться кровью. Точней, мы уже провели ритуал посёстринства.
— Уже?.. Обменяться? — повторила Ожега…
— То есть полноценный ритуал? — вторила ей Озара. — Но… зачем?!
— Потому что… так правильней, — ответила сёстрам Оляна. — А ещё иногда она будет приходить ко мне пить чай. А если вы не против, то и со всеми вместе…
— Ты уверена, что это… — Ожега осеклась и вздохнула. — Ладно, пусть тоже приходит. Но если она опять выкинет что-то, то я…
— Думаю, она это понимает, — кивнула Оляна. — Благодарю.
Притихшие Озара и Юля тоже согласились на этот компромисс. Чего Радомилла, кажется, совсем не ожидала. Но Оляна считала, что её новая сестра достаточно умна и, когда ей это нужно, умеет сдерживать свой дурной норов. И правда, стоило обозначить границы, объяснить, что не нужно говорить гадостей про Юлю, оценивать друзей или чьих-то суженых, и диалог между ними удалось выстроить.
Именно с посёстринства они действительно начали общаться, а не играть в игры, основанные на эмоциональном шантаже, а ледяное зеркало Оляны, как и её магия воды, стали ещё сильнее.
Ей лучше давались техники сокрытия и водная тропа. Она даже суженых своих начала чувствовать иначе. Чутче. Пределы их сил и опасную черту истощения Бая. Возможно, с лёгким принятием Оляне помогало сродство стихий или то, что она искренне приняла Радомиллу в посёстры. Потому что у Озары принятие силы Кикимор проходило не так гладко и более-менее устаканилось только весной, уже перед самой битвой.
Их жених явился в зверином обличье. Не считая нужным показаться в людском, чтобы хотя бы попробовать понравиться, договориться, а не просто забрать их силой. Это, кстати, разозлило сильней всего, так как Радомилла соловьём разливалась, какой её отец красавец с синими волосами, видимо, это у них с Костромой семейное. Ну и признак божества опять-таки. А для них этот «красавец» предпочитал быть бессловесным жутким хтоническим монстром.
Но объявить вызов в любом случае необходимо. Ещё когда они пришли на место предстоящей битвы, то увидели приготовления, сделанные родными. А мамы ещё и написали пару убористых сообщений, как им всё стоит провернуть. Так что Оляна провела короткий обряд над сестрой, которая, стоило Ящеру высунуться в достаточной мере, загорелась внутренним светом и громогласно объявила:
— Ожега Горыныч бросает тебе, Ящер, вызов по заветам воспитавшего её Рода Горгон! Не может стать женихом моим и сестёр моих тот, кто не одолеет нас в бою. Взываю к Матери-Сыра-Земля, ко всем богам и Хранителям Беловодья рассудить нас.