Право палача
Шрифт:
За окном залаяли собаки. Кто-то крикнул на них. Женщины побросали тарелки и ринулись к выходу. На бегу Клавдии удалось завязать фартук, а уже на улице она справилась с ремешками маски. Привычка переделывать причёску по нескольку раз за день, иногда вслепую, пригодилась.
Все работники собрались у дверей лекарни. Мужчин было пятеро, каждый стоял с деревянным шестом. Возглавлявший их Каспар выглядел в наморднике до крайности зловеще. «Если к тебе приходит такой врач, лучше сразу распорядиться о похоронах» – Клавдия вспомнила о напомаженных придворных эскулапах, у которых вечно сыпалась пудра с париков. Лечение на водах они считали панацеей.
Внезапно
– Господь препоясал меня силою. И дал мне в руки меч, чтобы я разил им врага. Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня, и милость Твоя возвеличивает меня.
Погружённые в молитву выглядели пугающе, почти патетически, словно приверженцы мистического культа во время ритуала. Простые и грубые лица стали отрешёнными. Это явно и был ритуал.
– Ты обратил ко мне тыл врагов моих, и я истребляю ненавидящих меня: они вопиют, но нет спасающего; ко Господу, – но Он не внемлет им; я рассеваю их, как прах пред лицом ветра, как уличную грязь попираю их.
«О чём это они? Кого они идут разить с одними палками?»
Каспар сделал пару шагов назад и блуждающий взгляд графини утратил его из виду. Прикосновение к позвонкам шеи было внезапным, но осторожным. Он развязывал красную ленту. Наклонившись к её уху, произнёс:
– Впредь не носите ничего такого. Сейчас сядете в телегу. Когда приедем – пойдёте с Томой и Клеманс, они будут собирать вещи, выносить и сжигать. Всё очень просто. Если повезёт, управимся до конца дня и сможем зажечь серу. В худшем случае придётся доделывать завтра и жалование поступит позже.
К ночлежке ехали на двух телегах. В этом не было острой нужды, здание располагалось совсем близко, но тела мертвецов требовалось после ревизии увезти на кладбище. Вид притона заставил Клавдию, измождённую тряской, совсем пасть духом. Когда-то это была тюрьма или склад, а теперь чёрные от копоти рты окон безмолвно вопили о том, что внутри недавно буйствовали ужас, бессилие и агония и, натешившись, оставили жуткие следы своего пиршества. Полуоткрытая, словно веко мертвеца, дверь звала в засасывающую черноту. Каспар вошёл первым, за ним потянулись женщины. Перед входом лежал коврик, сотканный из ветоши, он напитался грязью и сливался с тёмным каменным полом, напоминая о себе только мягкостью под подошвами. В гулком помещении не было стен, лишь обрывки мешковины, сшитые меж собой, служили подобием перегородок. Костры для обогрева и кормёжки жгли прямо на полу, дым выходил в дыры на крыше. Одни пережидали таким образом лихие времена, а другие жили целыми поколениями, умудряясь заводить детей. Остатки этой жизни напоминали о себе разбросанными тряпичными куколками, рисунками углём на стенах, но теперь только топот крысиных стай тревожил посмертную тишину убежища.
Дождавшись отмашки, Клеманс принялась собирать всё, что попадалось под руку: обрывки материи и бумаги, хворост, подстилки и гнилые подушки с россыпями плесневых пятен. Томасин искала что-то своё, срывая перегородки. Наконец она наклонилась и за ногу вытащила труп из-под вороха тряпья.
– Собаки объели, чёрт бы их побрал, – донёсся её голос из чрева притона.
– Плохо, – отозвался Каспар, – но надеюсь, мы отловим их.
Под окнами ночлежки лениво занялся костёр, поглощая отсыревшие тюфяки и простыни. Кузов телеги, где ехали работники, стал наполняться телами
Пока внутри кипела работа, у огня так и стояли с шестами мужчины.
– А они не желают нам помочь? – спросила графиня Клеманс, остановившись перевести дух.
– От костра нельзя отходить.
– Почему?
– Скоро увидишь.
Когда с уборкой было покончено, часть работников принялась заколачивать окна, вгоняя гвозди в остатки деревянных косяков. К костру стали собираться бродяги, но их тут же отгоняли. Они просились «лишь погреться», а сами так и норовили умыкнуть что-нибудь из пламени, забалтывая стоящих в обороне. Вскоре толчки шестами перестали их пугать, но один вид трости Каса с тяжёлым набалдашником, которым он невзначай похлопывал по ладони, вернул им благоразумие.
– Здесь совершенно не на что смотреть, уважаемые господа! – громко сказал он и претенциозно раскланялся, вызвав хохот обслуги. – Извольте посетить театр, оперу или куда вы там ходите каждый божий день. Уверяю – для таких искушённых зрителей наша постановка слишком слаба. Режиссёр из меня посредственный, хоть я и стараюсь.
Вскоре послали к старьёвщику за прогорклым жиром, выкупили весь и залили в костёр. Пламя взмыло выше человеческого роста, накрывая собой пожитки. Каспар выдал нескольким мужчинам с наскоро сделанными факелами пару жёлтых головок серы и, когда те скрылись внутри здания, обратился к женщинам:
– Успели! С ночлежкой покончено. Я поеду на кладбище, вы – ступайте домой и по дороге можете перекусить.
Клавдия обнаружила, что еле переставляет ноги. Под почерневшим потолком ей было страшно, воздуха не хватало и перед глазами всё тонуло в жёлто-красном шуме. Теперь от пережитого в теле поселилась противная дрожь. Заподозрив неладное, Томасин ослабила ремешки её маски.
– Удивительно, что ты вообще жива осталась. Ничего, расторопная.
– Куда мы идём?
– К пекарю, пока не закрылся. Клементина без своих булок жить не может.
Проулок встретил острой кошачьей вонью, смешанной с запахом горелого хлеба и липкой полутьмой. Клавдию и так мутило, а от вида треснувших тёмных корочек за захватанным стеклом витрины стало совсем тошно, и она поспешила отвлечься на колотящую в дверь Клеманс. Внутрь никого не пускали с самого первого дня, когда квартал сделали закрытым. Вскоре угрюмый пекарь с сажей на фартуке показался из своего убежища.
– Мне как обычно, – Клеманс высыпала монеты на ладонь, пекарь молниеносно сцапал столько, сколько счёл нужным.
– Вот это да! – Не удержалась Клавдия, увидев, с чем тот явился через минуту. – Десять су за крохотную булочку. А говорили, здесь нищий квартал. На ценнике в окне написано, что она стоит два. Или девушка должна тебе денег?
Тома оглянулась, отыскала глазами обрывок бумаги с цифрами.
– И правда, стоит два. Я-то не покупаю сласти, меня с них несёт как утку.
– Ты чего, пёс, с кручи упал?! – закипела Клеманс. – Так и знала, что обираешь меня!
Пекарь юркнул за дверь, не желая иметь дело с пудовыми кулаками Томы и когтями разъярённой Клеманс.