Право первородства

Олди Генри Лайон

Всё в порядке, убеждал себя Артур. Завод — лидирующий в отрасли. Неудивительно, что он выиграл тендер и получил госзаказ. Радуйся, идиот! Теперь пакет акций, на котором ты поставил крест, резко подскочит в цене… Радоваться не получалось. Для ужаса не было никакой рациональной причины, и это пугало ещё больше.

— …Артур Рустамович! Нужно срочно докупить акций «КВаРСЗа», пока информацию не обнародовали! Завтра котировки полезут вверх, но до того времени мы успеем…

— Стоп!

Артур выбросил руку ладонью вперёд, словно хотел заехать Стрельникову в подбородок. Предправления умолк на полуслове.

Казалось. Чисоев и впрямь нажал на кнопку «стоп». Артур выдержал долгую паузу, наслаждаясь тишиной.

— Мне нужно подумать.

— Артур Рустамович! — в отчаянии всплеснул руками «снятый с паузы» Стрельников. — Счёт идёт на часы! На минуты!

— Я сказал, мне нужно подумать! — багровея, рявкнул Чисоев.

— П-понял, Артур Рустамович…

— Всё. Иди.

У меня тут ещё… отважился предправления, демонстрируя папку и планшет.

— Оставь. Я посмотрю.

— Планшет… мне для работы…

— Забирай, — смилостивился Чисоев. — Всё важное перешлёшь мне по локалке.

— Понял!

Стрельников кивнул с явным облегчением и, прижимая к груди чудом спасённый планшет, бегом покинул кабинет.

11:03

…мне не нужна от вас какая-то помощь…

«Добрый день!

Меня зовут Оксана Демченко. Мы незнакомы. Точнее, я вас знаю, а вы обо мне никогда не слышали. В феврале умер мой отец. Я всё собиралась вам написать и откладывала. Боялась. Вот, собралась. Мама не знает, что я пишу вам. Если бы знала, запретила. Она очень гордая…»

Странички «Вконтакте» и на «Фейсбуке» ему открыла Ксюха, в прошлом году. Сказала: «Папа, ну ты прямо как лох!» — и открыла. Артур туда заглядывал редко. Следил, чтобы Ксюха, с её-то дуроломным азартом, не повыкладывала в открытый доступ чего не надо. Когда Ксюху всё-таки пробило на компромат, сменил пароли. Подписался в сообщество вольной борьбы, нашёл пару-тройку знакомых тяжей. Те больше интересовались Шамилем — что да как.

Денег будет просить, подумал Артур. Гуляй. Оксана.

Не дам.

«…я заканчиваю Днепропетровскую консерваторию по классу скрипки. Лауреатка международных конкурсов. Записала два альбома: „Сонаты и партиты И. С. Ваха для скрипки соло“ и сборник испанцев: Сарасате, де Фалья, Альбенис. После выпуска меня зовут в симфонический оркестр ДАТОБа. Я ещё не решила. Мне предлагают гастроли за рубежом. Франция, Италия, Испания. Это здорово, но я боюсь надолго оставить маму. Ей сейчас нужна поддержка. Не подумайте, что я хвастаюсь. Я просто хочу рассказать о себе…»

К письму, упавшему в «личку», прилагались фотографии.

С первой на Артура смотрела симпатичная, коротко стриженая брюнетка. Она смеялась, за её спиной морские волны накатывались на пляж. Обычно такие брюнетки позируют в бикини. Эта была в джинсах и лёгкой куртке. Чисоев пригляделся: ну да, море-то не летнее. Как бы не ноябрь…

На втором фото брюнетка играла на скрипке. Чувствовалось, что снимал мастер. Девушка не играла — летела. Вольный взмах смычка, скрипка у плеча, подбородок склонен к инструменту. Оркестр на заднем плане служил полёту фоном. Густая чёлка Оксаны Демченко упала на лоб, брови сошлись на переносице, губы что-то шепчут.

Артуру показалось, что

он слышит музыку. Что летит вслед, задыхаясь. Отстаёт, хочет догнать, выбиваясь из сил; тянется за ускользающим звуком. Это он-то, сын Рустама Чисоева, полагавший классику одним из видов неприятного шума…

Не пойми зачем он сунулся в Википедию. «Согласно решению Днепропетровского областного совета № 775-33/IV от 22 марта 2006 года Днепропетровское областное музыкальное училище им. М. И. Глинки переименовано в Днепропетровскую консерваторию им. М. Глинки. Ректором консерватории назначен…». 2006-й, подумал он. Сколько учатся скрипачи? Лет пять, наверное. Оксана успела, тютелька в тютельку. Будь она постарше, заканчивала бы училище. Или поступала бы в столице.

Музыка не уходила.

У Чисоева заболела голова.

«…в 1988-м вы приезжали в Днепропетровск. Я не знаю, с какой целью. Мама мне не сказала. Вы, наверное, её и не помните, мою маму. Она работала горничной в гостинице „Астория“, на проспекте им. Карла Маркса. В 1989-м, когда родилась я, а мама вышла замуж за моего отца, мама уволилась и стала домохозяйкой. Мой отец был главным архитектором города в течение восьми лет. Наша семья была обеспеченной, мама могла не работать. Отец был почти на тридцать лет старше мамы. Они любили друг друга. Я знаю, что любили. Мама очень плакала на его похоронах. А потом рассказала мне о вас.

Я не готова называть вас отцом. Мне не нужна от вас какая-то помощь. Я замужем, мой муж — альтист, художественный руководитель струнного квартета „Элегия“. Это он зовёт меня на гастроли. Мы оба вполне востребованы как музыканты и не нуждаемся. Нашему сыну Алику полтора года. Если мы уедем на два-три месяца, его возьмёт к себе бабушка. Мы ещё не знаем, какая. Обе бабушки просто дерутся за внука. Третья фотография — его…»

На Артура смотрел серьёзный пухлощёкий мальчишка. Смотрел сквозь прорезь прицела в руках Алик держал пластмассовый, ярко раскрашенный автомат. Внук, подумал Артур. Сейчас он меня пристрелит. И правильно сделает — я не помню, с кем спал в «Астории». Кажется, она была из пышек. Большая грудь. Очень стеснялась, просила выключить свет. Или это не в Днепропетровске? Столько лет прошло, куда там помнить…

Он встал, подошёл к аквариуму. Крапчатые ангелы парили над дном, равнодушные ко всему. Ангелы, подумал Артур. И по-ток пузырьков — души умерших, стремящиеся вверх. Выбравшись на поверхность, пузырьки лопнут, станут частью воздуха в кабинете. Потом их вытянет сквозняком в окно, переработает в кондиционере, изменит до неузнаваемости ароматной струёй освежителя. Стоило ли стремиться? Чтобы стать ничем, мизером без имени и памяти? Даже ангелы, и те полны равнодушия. Ангелы знают цену движению снизу вверх.

Сверху вниз, подумал он. Кто знает цену этому движению?

Или лучше сказать — падению?!

Ему было страшно. Ему предлагали дочь. Новую взамен старой. Скрипачку, лауреатку, красивую девчонку. Замужнюю женщину. Здравомыслящую, судя по письму. Дочь, которой от него ничего не нужно — кроме, наверное, любви. Ему предлагали внука. Любимца двух бабушек. Новогодний пакет с ёлкой и шарами — подарки, подарки…

Ему было так страшно, как никогда в жизни.

Он знал, что Ксюха с Вовкой пропали навсегда.