Право по рождению
Шрифт:
Третьего в их отряде нигде не было видно, но Ульдиссиан знал, что он где-то неподалёку. Служители Храма Триединого не расставались надолго. Это проповедники Собора зачастую действовали в одиночку, прислужники же Триединого работали сообща. Они проповедовали путь Трёх, путь направляющих духов — Балы, Диалона и Мефиса — которые наблюдали за людьми как любящие родители или добрые учителя. Диалон был духом Предопределения, и потому его символизировал упрямый баран. Бала отвечал за Созидание, обозначаемое листом. Мефис, чей служитель отсутствовал, знаменовал Любовь. Его прислужники
Ульдиссиан, который слышал прежде проповеди всех трёх орденов и не желал очередной стычки, постарался укрыться в тени. Наконец Серентия поняла, что Ульдиссиан больше не слушает её. Она подпёрла руками бока и посмотрела на него таким взглядом, который, когда она была ребёнком, заставлял выполнять любые её прихоти.
— Ульдиссиан, я думала, ты хочешь посмотреть…
Он прервал её:
— Серри, мне нужно идти. Твои братья собрали то, что я просил?
Она поджала губы, припоминая. Ульдиссиан взглянул на двух проповедников, которые углубились в беседу друг с другом. Оба казались сбитыми с толку, словно что-то шло не так, как они планировали.
— Тиэль мне ничего не сказал, иначе я бы разузнала раньше, что ты в Сераме. Давай, я найду его и спрошу.
— Я пойду с тобой. — Что угодно, лишь бы укрыться от псов Триединого. Храм был основан за несколько лет до Собора, но только этим двум сектам удалось укрепить своё влияние. Поговаривали, что верховный судья в Кеджане был теперь приверженцем Храма, а начальник кеджанской стражи являлся, по слухам, членом Собора. Разлад среди магических кланов, приведший чуть ли не к войне, побудил многих искать поддержку в посыле той или другой секты.
Но прежде чем они успели выйти на задний двор, Сайрус позвал дочь. Она с извинением посмотрела на Ульдиссиана.
— Подожди здесь. Я недолго.
— Я могу поискать Тиэля самостоятельно, — предложил он.
Должно быть, Серентия поймала его быстрый взгляд в сторону проповедников. Теперь её лицо выражало неодобрение.
— Ульдиссиан, не начинай снова.
— Серри…
— Ульдиссиан, эти люди — посланники священных орденов! Они не желают тебе зла! Если бы только ты смог услышать их! Я не предлагаю тебе присоединиться тебе к тем или иным, но речи их проповедей определённо стоят внимания.
Она уже выговаривала ему так прежде, когда, после последнего визита проповедников из Храма Триединого, он пошёл в таверну и произнёс там длинную речь о том, что простым людям ни к чему внимать любому из этих посланников. Предлагали ли прислужники помощь в подстрижке овец или сборе урожая? Помогали ли они чистить одежду, пропитанную грязью, приложили ли они руки к починке изгородей? Нет. Ульдиссиан отметил тогда, как делал это и раньше, что вся их работа состоит в убеждении людей в том, что их вероисповедание лучше любого другого. Людей, которые имели представление об ангелах и демонах, но едва ли в них верили.
— Они могут сколько угодно бросать красивые слова, Серри, но по-моему они просто соревнуются друг с другом: кто наберёт больше дураков под своё крыло, тот и победил.
— Серентия! —
— Мне нужно помочь отцу, — сказала она с грустным видом. — Я сейчас вернусь. Ульдиссиан, пожалуйста, держи себя в руках.
Фермер смотрел, как она убегает, потом попытался сосредоточиться на предметах, выставленных на продажу или обмен в торговом пункте. Здесь были самые разные инструменты, какие пригодились бы на ферме: мотыги, лопаты, множество молотов. Ульдиссиан попробовал пальцами новый железный серп. В таком месте, как Серам, не найти серпа, выполненного более искусно, но он слышал, что в поместьях вокруг Кеджана некоторые хозяева давали своим работникам серпы со стальным покрытием. Это производило на Ульдиссиана гораздо большее впечатление, чем любые рассуждения о духах и душах.
Вдруг кто-то проскользнул мимо него в заднюю часть помещения. Он заметил мельком пучок перевязанных золотистых волос и тень улыбки, которая, он мог поклясться, была адресована ему.
Сам не понимая, что делает, Ульдиссиан пошёл следом. Благородная дева исчезла в задних дверях, словно торговый пункт был её собственным домом.
Он проскочил вслед за ней через дверь… И поначалу не обнаружил никаких признаков её присутствия. Зато он увидел, что его повозка уже была наполнена. Тиэля поблизости не оказалось, но в этом не было ничего удивительного. Старший брат Серентии наверняка уже выполнял какое-нибудь другое поручение.
Ульдиссиан расплатился заранее, так что он направился к своей повозке. Но, как только он приблизился, что-то зелёное блеснуло рядом с конём.
Это была она. Благородная дева стояла по другую сторону животного, поглаживая его морду изящной рукой и что-то ему нашёптывая. Очевидно, конь Ульдиссиана был очарован ей — он стоял, не шелохнувшись. Старый мерин был сущим зверем, и только те, кого он знал, могли спокойно подходить к нему без страха быть укушенными. И то, что женщине удалось приблизиться к нему, говорило о многом.
Она тоже заметила его. Улыбка осветила её лицо. Ульдиссиану казалось, что её глаза светятся.
— Простите меня… Это ваш конь?
— Да, моя леди… И вам повезло, что у вас до сих пор две руки. Он любит кусаться.
Она снова погладила морду коня. Зверь продолжал стоять неподвижно.
— О, он не укусит меня, — Женщина наклонилась к морде. — Вы ведь не возражаете?
Ульдиссиан рванулся было к ней, внезапно испугавшись, что она ошибается. Тем не менее, опять ничего не случилось.
— У меня когда-то был конь, очень похожий на него, — продолжала она. — Мне его так не хватает.
Вспомнив, где она находятся, Ульдиссиан сказал:
— Госпожа, вы не должны быть здесь. Вам следует оставаться с обозом, — иногда путешественники присоединялись к торговцам, чтобы воспользоваться защитой, которую предоставляла их охрана. Ульдиссиан мог только предполагать, что в данном случае это было так, хотя до сих пор и не видел рядом с ней никакого сопровождения. Даже под защитой обоза молодой женщине путешествовать одной было очень рискованно. — Вы же не хотите отстать.