Право выбора
Шрифт:
Уже спускаясь вниз, я все-таки обернулся — Старик уже сидел в своем огромном кресле, официанты ставили перед ним новые приборы.
— Меня сейчас стошнит — пробормотала Вика — В жизни осетрину больше есть не буду!
— Ну, вот ты побывала на самом верху — я двинулся в сторону туалета — И чего, оно тебе такое надо?
— Такое — не надо — призналась Вика — Блин, мне конец, Зимин не простит.
— Скорее — не забудет — поправил ее я — Но мстить не будет, он не дурак. Ладно, иди, делай там чего хотела, а я
— Не увлекайся — слабым голосом попросила Вика и ушла в кафельное царство.
Я огляделся и было собрался и впрямь пойти к барной стойке (в зале их было целых три и везде наливали бесплатно) и шарахнуть еще одну противострессовую дозу, как меня обняли за шею, обдали ароматным облаком духов и вжали во что-то упругое и мягкое, податливое. Кровь на мгновение застыла в жилах, а после помчалась по ним с бешенной скоростью. От головы — и все ниже и ниже.
— Думал, я тебя не найду? — шепнули мне в ухо и слегка укусили за его мочку — А вот и нет. Ты мой, я тебя где хочешь сыщу.
Рыжие волосы, молочно-белая кожа, зеленые глаза. Это не Новый год, это какой-то лабиринт опасностей и соблазнов. Но каких соблазнов! Самых лучших в мире соблазнов. Самых сладких. Самых желанных. Неповторимых. Единственных.
— Надо спешить — губы карминного цвета буквально вогнали слова в мой мозг — Скоро твоя клуша из клозета выползет и тогда эта ночь не будет нашей.
Какой нашей? Какая клуша? Почему — не будет? О чем она? И почему так шумит в голове и стучит в висках? Выпил-то вроде немного.
— Идем — горячее и доступное тело прижимается ко мне и по моим жилам растекается жгучий огонь, с которым я не хочу спорить, это что-то из древности ползет внутри, это проснулись первобытные инстинкты и оттуда, из тьмы веков, заявили на меня свои права.
Меня берут за руку и ведут куда-то как телка на привязи, причем у меня нет желания сопротивляться, напротив — в глазах стоит вырез бордового шелкового платья и того, что в этом вырезе есть. Боги, это лучшее, что я видел в жизни. И это может быть мое? Прямо сейчас? Вот так просто?
Какие-то коридоры, какой-то закоулок, какая-то каморка с тусклой лампой ночного света.
— Ну вот, здесь нас никто не станет искать — очи Дарьи, зеленые, колдовские, с золотистыми искрами напротив моих, я впервые понимаю смысл фразы 'Утонуть в глазах'. Это я не тону, это я растворяюсь, как кусок сахара-рафинада в кипятке.
Ее пальцы расстегивают воротник моей рубашки, ослабляют узел галстука, ее губы целуют мою шею, жадно, как будто кусают, запах ее волос сводит с ума.
Боги, и я боялся этой женщины? Надо давно было ползти за ней на коленях и требовать, просить, умолять чтобы она хотя бы посмотрела на меня. Как горячо!
Два щелчка раздались одновременно — щелкнула пряжка моего ремня под умелыми руками Дарьи и дверной замок, который то ли
— Харитон Юрьевич — в дверном проеме появилась стройная девичья фигурка — А я вас обыскалась. Надо идти.
— А? — я, наверное, смотрелся забавно или, скорее, кинематографически-комично — расстегнутые ворот и ремень, растрепанные волосы и красотка в объятьях — Куда? Зачем?
— В зал, ко всем — требовательно сказала Лика — Виктория Александровна может вас искать и очень волноваться. Это неправильно.
— Ты кто такая? — прорычала Дарья, черты ее лица как-то изменились и еще, по-моему, у нее зрачки стали вертикальные. Я зажмурил глаза, потряс головой — да нет, померещилось, нормальные глаза, злые только. Но зато с меня спало какое-то наваждение, кровь перестала долбить по вискам, как по барабану и я начал понимать, что чуть не наворочал ненужных дел. Радости плоти — это, конечно, прекрасно, но все должно происходить в подходящее время и в подходящем месте.
— Я? — невинно улыбнулась Лика — Девушка прохожая, вот его знакомая. А ты кто?
— Видела я тебя, прохожая — ногти Дарьи буквально вонзились в ее же ладонь — Прогони ее, Никифор. Прогони — и ты получишь такое, что никогда не забудешь.
Ой, ладно. Как говаривал Толстый Вилли — 'Девчонки новые — ощущения старые'. И что вообще на меня нашло? Бред какой-то. Страсти испанские.
— Даш, с такой женщиной как ты, заниматься чем-то в этом — я огляделся — ведра, швабры, тряпки — Хм. Это склад, что ли? В общем — это тебя не уважать. Тебя надо любить на шелковых простынях, на большой кровати, но никак ни стоя в позе 'Упор к стенке'.
— Ты не понимаешь, мой хороший — ее ладонь скользит по моей щеке, я чувствую аромат степи, ее разнотравье и по жилам снова начинает струиться одурь.
— Харитон Юрьевич прав — меня дергают и забытье отступает. Моя рука в ладошке Лики — Ваша любовь впереди. Может быть. А может и не быть.
— Ох, я тебе это не забуду — Даша смотрит на Лику, на лице у нее не улыбка, а оскал, и я вижу белые, мелкие и очень острые зубки — Поверь, мышка, не забуду.
— А и не надо — какая выдержка у этой девочки — Не забывай. А сейчас мы уйдем — и не ходи за нами.
Надо же — какие большие подсобные помещения на первом этаже. Какие-то реакреации, повороты, кабинеты. Вообще не заметил дороги туда.
— Стойте — останавливает меня Лика, внимательно смотрит назад и достает платок из выреза платья — Надо вас в порядок привести.
Со щеки и шеи она стирает остатки помады, застегивает воротник, затягивает узел галстука, приговаривая:
— Ну, взрослый же мужик, жизнью битый — за кем пошел, за этой шалавой. А если бы Виктория Александровна заметила? А если бы Ядвига Владековна заметила? Это скандал, а он вам зачем? И потом — это же Дарья, она...