Право Вызова. Книга Вторая
Шрифт:
Какая ж милота. Какое ж чудо, господи.
— ПИ-ПИ-И-И-И!!! — и тут пошёл второй.
Какая мерзость, блядь. Какой же ужас.
Я отпрянул от коробки, осмотрелся по сторонам и тут… тут у меня возникло множество вопросов к Святопросту. Впрочем, не у меня одного.
— Слышь, ты!? Жучара, блядь!? — в суровом голосе майора послышался и гром, и канонада взрывов, и грохот литосферных плит. — Куда мой джип дел!?
— Я оставил его там.
— Где!?
— Там, где мы разошлись.
— С хера ли!?
— Чтоб взять
— Ты чо, блядь!? Ты совсем…
— Так, тихо!
Я попросил майора Орова остыть раньше времени, а потом велел Святопросту чётко, быстро и внятно объяснить, что происходит.
Короче.
Мой насекомыш правда жук. Не только с точки зрения генетики, но и характером. Есть в нём какая-то склонность к мелкому уголовничеству. Тащит, сука, всё, что плохо лежит. Не замечал за ним такого раньше; надо будет воспитать по приезду домой.
Итак. Чтобы скоротать время, Святопрост бросил джип Вежливых Лосей и пошёл бродить по промзоне с целью чего-нибудь спиздить. И каково же было его удивление, когда в кузове одного из рабочих фургонов предприятия, он обнаружил…
— Жучиный Кайф! — глазёнки насекомыша засверкали. — Вот там, в мешках! Там килограмм, наверное, тридцать!
— Чего?
— Безродный тут не только боярышник растит, ага! — Святопрост подмигнул мне и весело-задорно рассмеялся.
— Та-а-а-ак, — протянул я.
Ещё на заре своей предпринимательской карьеры, многие умные дядьки и тётьки говорили мне, что, мол, если ты хочешь заиметь себе в распоряжение очень много денюжков, то об общепринятых нормах морали стоит забыть.
Но!
Но.
Но-но-но…
Но не всем умным дядькам и тётькам стоит верить на слово. К тому же, у них самих имеются свои табу. У всех имеются табу. Называйте, как хотите: табу, кодекс, принципы… или… не знаю там… запретная черт а? Пожалуйста. Так вот моя запретная черта проходит ровно здесь.
В душе не ебу, что такое «Жучиный Кайф», но уже из названия становится понятно, что это как-то связано с изменённым сознанием, зависимостью, ломкой, разрушенными жизнями и горем для семьи.
— Так, — повторил я как можно более спокойно. — А ну-ка расскажи мне, что это за дерьмо.
— Дерьмо!? — вот уж кого не ожидал сейчас услышать, так это дедушку Бигдика. — Да какое ж это дерьмо, Илья Ильич? И ты ещё! — дед замахнулся на насекомыша. — «Жучиный кайф»? По-русски говори, долдон хитиновый!
Следом дедушка Бигдик объяснил мне что к чему, и я немножко выдохнул. Ничего запрещённого. И даже наоборот, настоятельно рекомендованное к употреблению. Сушёная травка в мешках на самом-то деле называлась звездоцветом и предназначалась вовсе не для того, чтобы упарываться и смотреть ковёр.
Я, помнится, рассказывал, что звездовидка лишь наполовину железа, а на другую половину мышца. Ну так и вот. Как и любая другая мышца, без постоянных тренировок звездовидка
Мышечную память никто не отменял; восстанавливать гораздо легче, чем качать.
Но, — я думаю, уже понятно, — если ты старик или сердечник, то поддерживать звездовидку в форме можно только благодаря настоечкам или чайкам из звездоцвета. Они как будто бы фиксируют магическую мышцу. Не дают ей чахнуть.
Звездоцвет очень популярен, выращивать его очень тяжело и стоит он, — как выразился дед Бигдик, — «до ёбаной матери». А ещё точно так же, как и мутаген, звездоцвет находится под монополией государства. Так что мой друг Борис Безродный промышлял на своих боярышниковых плантациях ай-ай-ай какими мутными делами.
— А почему жучиный кайф-то?
— Так эти идиоты его курят и в потолок таращатся! — дед всё-таки ударил Святопроста по плечу. — У клонов какая-то другая эта-самая… физиология! На них по-другому действует!
— Да блин, — начал оправдываться Святопрост. — Если чуть-чуть, то ничего плохого же не бу…
— Какой чуть-чуть!? В новостях что не случай, так передоз! — Бигдик опять напал на Святопроста.
— Ай! Блин! Не бей!
— Не смей курить, жучара! Не смей!
— Так, погодите-ка. Бигдик, а «до ёбаной матери» — это сколько? — спросил я. — Если перевести на рубли? Сколько можно выручить за тридцать килограмм?
— Ну щас, — дед-хиллер задумался и начал бормотать себе под нос. — Если один чайный пакетик полтора грамма, то тридцать тыщ на полтора, да на сто рублей…
— Два миллиона, — подвёл итог Бигдик.
Я охуел так искренне и глубоко, что аж невольно принялся творить иллюзии. Фургон изнутри озарился приятным розовым светом, запели ангелочки, запорхали бабочки. Два мульта местных денег — это уже не однушка в Алтуфьево! Это уже двести метров в центре, да в пентхаусе, да рядышком с метро! А в моём случае, два миллиона — это крытые высокотехнологичные парники, которые отобьют мне эти деньги до весны и вот тогда-то я не просто куплю себе фисташки и салют, я… я… я ебану салют прям из фисташек!
— Мы сможем их продать? — спросил я у Бигдика.
— Да не вопрос, Илья Ильич, — замотал седой башкой старик. — Сделаем.
— Прекрасно.
— ПИ-И-И-И-И-и-И-и-И! — за такими новостями я как-то совсем позабыл про бомбожопицу.
— Пи-пи? *Ну как ты там?* — спросил я и заглянул в коробку.
Ну охренеть! Уже шестой!
— П-И-И-И-И!!!
Чпоньк, — ан-нет, седьмой.
— Пи-пи *Ты умница*.
Впереди по старой-доброй традиции наших приключений возникло КПП. Сейчас начнётся экшон; стопудово. Святопрост чуть сбросил скорость, открыл окно, подъехал к окошку охранника и остановился.