Право – язык и масштаб свободы
Шрифт:
Альтернативные модели юридического образования в России только зарождаются.
Первая – условно ее можно называть игровой моделью – это тот способ организации учебного процесса, в основе которого лежит моделирование различных видов юридической деятельности, в первую очередь судебной. К ней относятся, например, учебные суды. В этом направлении много работал, в частности, Санкт-Петербургский институт права им. Принца П.Г. Ольденбургского. В качестве другого примера можнопривести Российский университет дружбы народов, где достаточно активно ведутся соответствующие программы и разработаны добротные методические пособия о том, как проводить учебные игровые судебные процессы по самым разным отраслям права. Другим вариантом
Вторая модель – дискуссионная, которая построена в основном на методе сократического диалога. В основе этой модели лежит выдача так называемых проблемных заданий с последующим их коллективным анализом и рефлексией. В этом случае также происходит моделирование, но, как правило, не судебного процесса, а диалога, полемики или мозгового штурма по различным правовым проблемам.
Общим для этих двух моделей является то, что они обе основаны на другом понимании права, нежели первая описанная модель, а именно на понимании права как деятельности. Различие между этими двумя альтернативными моделями, в первую очередь, то, что в первой концепции присутствует ориентация в основном на профессиональные навыки, а во втором случае – на общекультурные компетенции. В случае дискуссионной, или сократической модели предполагается, что существуют базовые интеллектуальные навыки сравнения, анализа, синтеза, критики, аргументации и т. п., и эти навыки применимы в сфере юридической практики; иначе говоря, никаких собственно профессиональных юридических компетенций нет, а есть общие мыслительные компетенции, применяемые к специфическому материалу.
Наступает пора локальных практик образовательного проектирования. С глобальными проектами реформирования юридического образования, видимо, пора проститься, они не реализуемы. Но в рамках каждого вуза или даже преподавательского коллектива возможно создание новых образовательных проектов.
Первый вариант – проектирование новых курсов в рамках официального юридического образования, не в смысле новых названий курсов (они могут быть и старыми – гражданское право, теория права…); необходимо новое наполнение этих курсов, исходя из нового представления о праве, т. е. практическая ориентация всех без исключения курсов, с переносом акцента на деятельность учащихся. 90 % такого курса должны составлять действия студентов, а не рассказы преподавателей.
Вторым вариантом является неформальное образовательное проектирование. Здесь, конечно, огромная нагрузка ложится на учреждения дополнительного образования, позволяющие юристам добрать те компетенции, которые остались недополученными в вузе.
Таковы возможные способы, при помощи которых совместными усилиями можно добиться, чтобы состояние юридического образования отвечало состоянию правовой реальности.
Заключение
Свобода – одна из древнейших тем философско-правового мышления, и исчерпать ее пока никому не удалось. Возможно лишь двигаться по пути понятийно-концептуального уточнения ее смысла и многообразия ее наблюдаемых форм.
Одна из неизбежных особенностей познания в эпоху постмодерна состоит в том, что на месте явления, казавшегося ранее целостным и неделимым, все чаще приходится видеть множественность, набор различных явлений, которые лишь иллюзорно предстают в качестве чего-то единого. Так происходит и со свободой – анализируя ее проявления в сфере права, мы обнаруживаем, что под именем «свобода» могут фигурировать феномены, если и не различающиеся радикально, то все же не совпадающие по своим важным свойствам.
Во-первых, свобода может пониматься как определенная уже существующая и достигнутая, освоенная и используемая человеком сфера самореализации, жизненное пространство, совокупность
В этом смысле выражение «несвобода» является парадоксальным, поскольку полного отсутствия свободы человек не знает. Вероятно, под несвободой имеются в виду случаи, когда ощущается непреодолимое препятствие на пути достижения какой-либо жизненной цели, что порождает иллюзию, будто бы жизненного пространства нет вовсе.
Во-вторых, свобода – это предмет человеческого устремления, усилий и борьбы («свобода желаемая», свобода как ценность). Она возникает там, где начинает чувствоваться нехватка свободы реальной. В сознании появляется образ будущего, в котором нет тех препятствий, что мешают человеку в действительности. Часто свобода мыслится вовсе без всяких ограничений, что придает ей несбыточный (утопический) характер, поскольку жизнь человека невозможна вне коллектива, сообщества, где неизбежно приходится считаться со свободой окружающих.
В-третьих, свобода существует как определенное требование или правило («свобода должная», свобода как нормативность). Она выступает как способ согласования свободы реальной и свободы желаемой, как своеобразное вторжение фантазии в действительность. Именно к этому типу относится свобода в юридическом значении (например, в словосочетании «права и свободы человека»). Она представляет собой социально признанные и с относительной точностью зафиксированные представления не о той свободе, которой люди обладают фактически, а о той, которая считается допустимой и приемлемой. Именно в этой связи возникает проблемы языка свободы – таких способов словесного описания границ дозволенного, которые были бы не только понятны, но и убедительны для человеческого сознания.
Состояние свободы в конкретном обществе можно представить как постоянные конфликты и временные примирения между этими вариантами свободы. Именно этим можно объяснить, в частности, вполне привычную для российского права, хотя и по-своему удивительную концепцию «лишения свободы». В данном случае налицо очевидный пример экспансии «свободы должной» в область свободы реальной. Язык уголовного законодательства, отражающий в данном случае не эмоциональную нейтральность, а наоборот, высокую эмоциональную вовлеченность автора, самим названием этого вида наказания декларирует, что лицо, преступившее основы правопорядка, вообще недостойно быть свободным. Однако фактически эту идею осуществить невозможно, поэтому в описании наказания появляется уже более сдержанная формулировка «изоляция от общества». Разумеется, реальная свобода у лица, подвергнутого этому наказанию, сохраняется: меняются путем сужения лишь ее границы, однако свобода мысли и чувства остается незатронутой, и даже полной изоляции от общества, как правило, не происходит. Язык права как «свободы должной» не способен в данном случае отразить фактической свободы.
Натиск «свободы желаемой» порождает феномены революций и войн. Революция происходит там, где рамки должного, в первую очередь юридически заданные, не способны ни вместить, ни сдержать потребность в свободе. Однако слом этих рамок всегда оказывается кратковременным, поскольку революционная власть всегда вынуждена искать новые формы для практического воплощения новых идеалов свободы и неизбежно выстраивает взамен старых другие нормативные конструкции, которые могут отличаться от прежних во всем, кроме одного: они не предполагают безудержной свободы. Именно этим вызвано столь распространенное разочарование народа итогами революции.