Право – язык и масштаб свободы
Шрифт:
Недоумевающая жена одного из осужденных после заседания спросила, почему судья считает себя вправе делать такие заявления и почему адвокаты «проглатывают» это унижение. Существует много вариантов ответов на этот обоснованный дихотомичный вопрос – от философских и политических до юридико-технических и психиатрических, но причины критически увеличивающегося уровня правового цинизма невозможно объяснить рационально мыслящему нормальному человеку, не имеющему профессиональной деформации. Такая устойчиво сформировавшаяся за последние двадцать лет новая российская традиция судейского поведения в уголовном процессе прокламирует реалистическую концепцию, согласно которой судья есть часть исполнительной власти. Современная исполнительная власть не зависит от мнений и оценок людей, также как и судебная, и законодательная. Некоторые судьи прямо говорят, что они люди зависимые от мнения вышестоящего начальства
Принимая то или иное решение российский правоприменитель думает в первую очередь о себе и своей дальнейшей профессиональной и личной судьбе. Он выносит всегда такое решение, которое в предложенных обстоятельствах будет именно ему наиболее выгодно. Под выгодой подразумеваются все ее атрибуты: профессиональный статус не должен пострадать, психологически это не должно претить ему, материально это должно быть оплачено. Под материальной оплатой подразумевается в первую очередь заработная плата – чем больше правоприменитель от нее зависит, тем дисциплинированнее он становится и все чаще использует иерархический подход, поскольку соблюдение указаний вышестоящих начальников способствует и дальнейшему регулярному получению заработной платы.
6.4. Толкователи свободы: идеальный судья Геркулес versus неидеальный судья Велес
Судебное право принято рассматривать как способ разумного обеспечения баланса интересов государства, гражданского общества и индивида. В его теоретическом обсуждении недостаточно внимания уделяется архетипу современного российского судьи. Закон и сложившиеся за последний век типы отношений судьи с исполнительной властью, судьи с гражданским обществом, судьи с ординарными людьми требуют переосмысления, свободного от социалистических штампов и англо-американских иллюзий.
Рональд Дворкин в развитие теории интерпретации сконструировал фигуру “идеального судьи Геркулеса” с исчерпывающими знаниями норм права, наивысшими профессиональными навыками и неограниченным временем для принятия решений [581] . Дворкин обратился к этой юридической фикции с целью возвысить значение судьи в регулировании общественной жизни. Он считал, что существует единственное правильное решение, которое может принять идеальный судья Геркулес, полноценно разбирающийся во всех хитросплетениях существующих законов и практик.
581
См., напр.: Дворкин Р. О правах всерьез. М., 2004; Dworkin R. Law’s Empire. Oxford, 1998; Dworkin R. Justice in Robes. London, 2006.
Критики Дворкина обращали внимание на порочность презумпции идеального судьи, поскольку его уровню не соответствуют судьи из плоти и крови, окруженные свитой юристов, семейными дрязгами и проблемами со здоровьем. Тем не менее, обращение к юридическим фикциям в философии права способствует всесторонности познания объекта исследования. Но идеальный судья как фикция позволяет актуализировать проблемы интерпретатора закона только в том случае, если рядом с ним в такой же мантии действует «неидеальный судья». Они оба могут использовать во многом схожие подходы к толкованию закона и права, но у граждан и организаций возникает равная возможность попасть как к идеальному, так и к неидеальному судье. Каждый из них будет прислушиваться к своему чувству восприятия политической истории, включая окружающую их правовую ситуацию. Можно предположить, как в России будет расти поток желающих попасть именно к неидеальному судье, чтобы попытаться «решить вопрос» экстра-легальными способами.
По Дворкину, идеальный судья Геркулес старается найти лучшее обоснование законодательному событию прошлого. Судебное решение всегда является интерпретацией правовой, моральной и политической структуры общества в целом, от наиболее фундаментальных конституционных законов до деталей морального долга. В каждом конкретном толковании судья оправдывает интерпретационную практику всего судебного сообщества – он чувствует потребность «сходиться» с коллегами по духу. Его неразрывная связь с существующим в судебном дискурсе правовым материалом в известной степени формирует доктрину толкования. Поскольку каждая его интерпретация обеспечивает моральное оправдание всей судебной доктрины, она должна представлять судейское сообщество в наилучше возможном моральном свете.
В этой интенции идеальный и неидеальный судьи схожи: обращает внимание их трогательная забота о себе, заинтересованность в
Итак, если в дискурсе теории права и государства существует идеальный судья Геркулес, то рано или поздно должен появиться «неидеальный судья». За последние годы мы вполне убедились, что правовые феномены и юридические фикции зарубежных правопо-рядков мало применимы к российской действительности. Более того, некритичное заимствование юридических концептов из других политических культур дезориентирует доверчивое гражданское общество. Достаточно вспомнить некоторые публичные телевизионные шоу на тему «суд идет», в которых каждого третьего подсудимого легко оправдывают под овации телезрителей. Увы, отечественная правовая реальность идет в другом направлении: обвинительный уклон, инквизиционный процесс, диктатура правоохранительных органов.
У подавляющего большинства из населяющих современную Россию людей образ стандартного судьи не принято идеализировать. Количество рассматриваемых судами дел растет год от года, а механизмы принятия судейских решений становятся все туманнее. В феномене общественного правового сознания до сих пор пустует место теоретической модели типического судьи, поэтому с методологической и эвристической точек зрения в научный оборот необходимо ввести юридическую фикцию «неидеальный судья Велес».
Это добропорядочный судья средних лет (гендерные различия в юриспруденции, как и в медицине максимально нивелированы), который в прошлом преимущественно был милиционером или прокурором, он – государственник, позитивист и сторонник инквизиционного процесса. Его бывшие коллеги по правоохранительным органам («силовому блоку») апеллируют к цеховой солидарности, он им почти всегда помогает («строго по закону»), поскольку считает себя связаным общей корпоративной этикой. Иногда он «перегибает палку» в своей жесткости, но «лучше арестовать и жалеть, что арестовал, чем не арестовать и жалеть, что не арестовал». Он уверен, что его друзья по правоохранительной корпорации на стадии оперативной и следственной работы уже правильно определили виновность человека и собрали достаточно доказательств для этого. Он требует от следователей копии обвинительных заключений в электронном виде для удобства их трансформации в обвинительные приговоры. Административные дела для него также просты, поскольку в споре «государство vs человек / должностное лицо / организация» государство действует всегда убедительнее. Когда неидеального судью Велеса направляют на гражданскую юрисдикцию, он ищет применение карательным навыкам и там. Его задача в гражданском судопроизводстве упрощается, если кто-то из сторон оказывается позитивно связан с публичной властью. Являясь частью государственного механизма, неидеальный судья Велес при прочих равных условиях всегда поддержит субъекта, прикосновенного к публичной власти.
При выборе корректного наименования этой юридической фикции учитывалась необходимость следовать уже заданному дискурсу – противопоставить идеальному судье Геркулесу неидеального судью Имярек. Следует отметить, что образ Геркулеса для идеального судьи подходит с большими оговорками. Этот мифический герой в припадке безумия убил своих трех сыновей от Мегары (дочери фиванского царя Креона), а заодно и детей своего брата Ификла. Когда припадок прошел, он продолжил борьбу за свой миропорядок: в приписываемых ему двенадцати подвигах Геркулес проявил чудеса жестокости и неосмотрительности, например, нечаянно убил мальчика Эвнома, за что был осужден. Он оказался неразборчив в половых связях, да еще периодически носил женскую одежду лидийской царицы Омфалы. Геркулес покончил жизнь самоубийсвом методом сжигания себя на костре, после чего вознесся на Олимп и стал супругом Гебы. Разве можно было назвать идеального судью таким именем?
Наш судья Велес, несмотря на свою неидеальность, по сравнению с Геркулесом выглядит более пристойно. Термин «неидеальный судья Велес» наиболее точно подходит для инструментальных целей юридической фикции с предустановленными параметрами. Хотя этимология имени Велес точно не выяснена, можно с определенностью сказать, что это одно из центральных божеств в славянской мифологии, покровитель сказителей и поэзии, бог мудрости и обрядовой песни. Ему подчинялись волхвы, – древнерусские языческие жрецы, осуществлявшие богослужения и жертвоприношения, прорицавшие будущее, которые после принятия христианства на Руси участвовали в восстаниях и поддерживали оппозиционные киевскому князю силы.