Православие для многих. Отрывки из дневника и другие записи
Шрифт:
Смысл поста:
Послушание Церкви.
Облегчение тела – «помышления смертных нетверды и мысли ошибочны, потому что тленное тело отяжеляет душу».
Упражнение воли, самоограничение, отказ, жертва.
В общежитии существует коренное непонимание поста. Важен не сам по себе пост как неядение того-то и того-то или как лишение себя чего-либо в виде наказания – пост есть лишь испытанный способ достигнуть нужных результатов, через истощение тела дойти до утончения духовных мистических способностей, затемненных телесностью,
Как в наркозе, в опьянении, во сне, так и в посте человек проявляет себя: у одних проявляются высшие способности духа, другие делаются только раздражительны и злы – пост открывает истинную сущность человека.
Работа, правильно религиозно поставленная, не может привести к переутомлению, неврастении или сердечной болезни. Если это есть, то это знак, что человек работает «во имя свое» – надеясь на свои силы, свой шарм, красноречие, доброту, а не на благодать Божию.
Как бывает правильно поставленный голос, так бывает и правильно поставленная душа. Карузо пел без утомления; Пушкин не мог сказать, что писание стихов утомительно; соловей поет всю ночь, но к утру его голос не слабеет.
Если мы устаем от нашего дела, от общения с людьми, от разговора, от молитвы – это только потому, что душа наша «неправильно поставлена». Бывают голоса, «поставленные» от природы; другим приходится добиваться того же продолжительными трудами, искусственными упражнениями. Так и с душой.
Болезнь и мудрость. Доказывая ритору Евдокию его предрасположенность к занятиям философией, Платон как аргументы приводит возвышенность души, тихий нрав и болезненность, телесную немощь – и это Платону кажется немаловажным в деле «любомудрия».
Схема отношений к людям часто бывает такова: человек очень нравится, искренно идеализируешь его, не видишь ничего плохого. И вдруг прорвется человек в чем-либо – солжет, расхвастается, струсит, тебя же предаст. И вот делаешь переоценку, перечеркиваешь все, что видел раньше (и что все-таки продолжает существовать), и выкидываешь человека из своего сердца. Я давно понял, что это неправильный и грешный способ отношения к людям. В основе такого обращения с людьми лежат две неосознанных мысли: 1) я – вне греха; 2) и человек, которого я полюбил, тоже безгрешен. Как же иначе объяснить и резкое осуждение других, и удивление, когда хороший, добрый, благочестивый человек согрешит. Это выводы из горестных размышлений о своем собственном сердце и сознание, что сам способен на всякий грех.
А между тем норма отношения к нашим близким – прощать без конца, так как мы сами бесконечно нуждаемся в прощении. Главное не забывать, что доброе, что мы ценим – оно остается, а грех всегда тоже был, только его не замечали.
Во сне мы испытываем иногда такие высокие и напряженные состояния молитвы, умиления, радости, на которые почти неспособны в бодрствовании. Нельзя ли это объяснить пассивностью нашего тела во сне? – Оно не мешает.
Письмо N о пустующем новом, прекрасном, только что отстроенном храме – «молящихся почти никого». Мне все более кажется, что наши декоративные, пышные богослужения должны кончиться, уже кончились внутренне. Они искусственны, не нужны, они не питают более жаждущих душ и должны замениться иными, более активными и более теплыми видами религиозного общения.
Как
Стояние в церкви, даже ленивое и рассеянное, не остается без плода; если обратиться на себя внутрь, когда стоишь в церкви, то увидишь, что в этот момент способен на многое доброе и легче удержаться от злого, легче простить, сохранить мирным свое сердце.
Через тысячи препятствий, которые создает нам наша многозаботливая и суетная жизнь, преодолев вялость и леность нашей души, мы достигаем святой Чаши, и Господь принимает нас «причастниками» – участниками Тайной Вечери. Это участие – причастие – великая радость и источник силы. Но не надо обольщаться. После Тайной Вечери учеников Христа ожидали тягчайшие искушения; на их глазах Божественный Учитель, Которого они признавали Христом – Мессией, грядущим царем Израиля и мира, Сыном Божиим, – был схвачен, подвергнут унизительному суду, истязаниям и всенародно казнен, как преступник, вместе с разбойниками, оказавшись беспомощным перед людской злобой. И только пройдя через эти искушения, они удостоились созерцания ослепительного света святой Пасхи.
И мы выходим на искушения из храма, согретого нашими молитвами и молитвами тех, кто молился в нем до нас, в мрак и холод внешнего мира. Нас ждут искушения этого мира, и самые большие искушения – нашей собственной души. Да поможет нам Христос, с которым мы соединяемся тесными узами, преодолеть и преодолевать эти искушения и дальше и донести нашу радость до следующей Пасхи, а то и до той Пасхи, когда мы будем вкушать новое вино в невечернем дне Царствия Небесного.
Думается, что Церкви надо освободиться от балласта маловерующих и неверующих (как это произошло в России), подобраться, почиститься от чуждых элементов – и это усилит ее сияние.
И ад и рай уже отчасти имеем мы здесь на земле – в страстях наших и в опыте добра.
Разве наши достоинства оправдают нас перед Богом?
Если наша правда, наши добрые дела, наши подвиги даже и действительно велики – что они перед Правдой Божией, что такое наш свет перед неприступным светом Божией славы, что наша красота перед нетленной красотой садов эдемских? Немного больше, немного меньше, это как земные расстояния – два километра, два миллиона километров ничто в сравнении с расстояниями звездных миров. Важно не количество наших добрых дел, а направление нашей жизни: вправо или влево, + или —, к добру или к злу, к Богу или к тьме.
В тот момент, когда человек с благодарностью примет от Бога посланные ему страдания, он сразу войдет из них в такой мир и счастье, что всем кругом него станет светло и радостно. Лишь бы пожелать этого – и Бог пошлет.
Жизнь – тяжелое испытание, и наши горести не оставят нас до смерти: идиллии и комфорта христианин не будет иметь никогда. Зато и радости, которые посылает Бог христианину, не сравнятся ни с какими радостями «мира сего».