Православие и грядущие судьбы России

Архиепископ Никон

Благослови, Господи, всех любящих благолепие дома Твоего и огради их силою животворящего Твоего креста от всех сих искусителей!

«Мои дневники», 1912

Чем больна наша матушка Россия?

От чего болеет Россия?

Что наша матушка Россия духовно болеет — это, кажется, для всех очевидно, но в чем корень болезни, какие условия в самом государственном организме благоприятствуют этой болезни — об этом высказываются самые разнообразные, до противоположности, суждения. Не буду разбирать все эти суждения, тем более что в наше время много таких писателей, которые сами не верят тому, что пишут, высказывают свои суждения лишь для того, чтобы скрыть свои настоящие мысли. Не стоит тратить времени на полемику с такими публицистами: все равно — их ничем не убедишь, ибо они не хуже современных Господу Иисусу Христу книжников и фарисеев знают истину, но нарочито закрывают свои глаза, чтоб ее не видеть... Попытаюсь ответить на поставленный вопрос от лица тех русских людей, которые единомысленны со мною, которые искренно любят свою родину, вдумчиво относятся к тому, что теперь творится на Руси, и целым сердцем желают ей добра.

Россия духовно болеет от великого духовного раскола между верхними, интеллигентными ее слоями и всею многомиллионною массою народной, не того церковного раскола, что произошел из-за обрядов церковных при патриархе Никоне, а того, начало коему положено при Великом Петре. В самом деле: не болезненное ли это явление в организме великого народа, что его верхние слои, его мыслящая часть не хочет знать тех заветных идеалов, коими жива народная душа, которые являются стихией его духовной жизни, без которых немыслима самая личность народная?

Если бы великий преобразователь предвидел, к чему приведет его увлечение западными формами политической и общественной жизни, то он не назвал бы своего стольного города немецким именем, не перенес бы к нам всю ту мишуру, без которой и можно и должно было бы обойтись при введении реформ, признанных им необходимыми для государственного преуспеяния столь любимой им России. Но роковая ошибка была сделана, и вот к концу еще XVIII столетия наши верхние слои, наша бюрократия, представители высших сфер государственной жизни, науки, искусства, за исключением очень немногих, уже были заражены вольнодумством, вольтерьянством, масонством и всеми теми духовными ядами, которые постепенно, но верно вели западные народы к разложению. Пока этот раскол, эта духовная болезнь находила себе место в области личной жизни, в области мысли, дотоле явление это было, сравнительно говоря, терпимо: народ сторонился от изменивших его идеалам интеллигентов, жил своею жизнью, храня по мере сил заветы отцов, снисходительно смотря на «бар», среди которых, к счастию, видел и верных сынов Церкви, и преданных сынов отечества, которые хотя и не всегда соблюдали посты, не всегда исправно посещали храмы Божий, но все же и не вторгались в духовную жизнь народа, не порицали ее открыто, а иногда, хотя внешним образом, проявляли свое участие в этой жизни. Во всяком случае православный народ твердо знал и помнил, что его вера есть единая святая и богопреданная, что его Церковь — святыня неприкосновенная, что его Царь есть Божий Помазанник, коего слово — закон непогрешимый... Прошло полтора века с той поры, как появилась эта духовная болезнь народного раскола. В половине прошлого столетия, пользуясь великими реформами Императора-Освободителя, под влиянием веяний масонства, незримо и неуловимо всюду проникающего и всюду вносящего свой тлетворный, разлагающий яд, наша интеллигенция стала постепенно заражать народ своею болезнию легкомыслия в, вопросах веры, а следовательно — и нравственной жизни. Свобода печати разносила яд лжеучений всюду по Руси, 60-е годы положили прочное начало тому движению, которое в самое последнее время наименовало себя «освободительным». Роковой в истории России 1905 год, год смуты и всяческих послаблений, раскрыл, какая пропасть отделяет нашу интеллигенцию от самого народа. Правящие сферы поколебались: вместо того чтобы ясно, твердо и определенно стать на стороне народных, идеалов, интеллигенты-бюрократы как бы стыдились этих идеалов и вносили один за другим законопроекты, решительно неприемлемые народной душой... Началась и досель продолжается какая-то ненужная, непонятная борьба: с одной стороны — интеллигенты, желающие во что бы то ни стало навязать народу чужие идеалы, с другой — народ, крепко стоящий за свои родные заветы; с одной стороны — стремление внести в самые законы, а чрез законы и в жизнь народную равнодушие к родной Церкви, к Православной вере, к идеалу Самодержавия, к родному народу; с другой — твердое, стихийное, хотя не всегда правильно соорганизованное отстаивание всех этих заветных святынь... Удивительно то, что ведь интеллигенция — горсточка в сравнении с великаном-народом, а между тем хочет весь народ в духовном отношении переделать по образу и подобию своему... Ради чего? Во имя чего? Сама не дает себе отчета. Еще удивительнее, что в этой интеллигенции есть ведь люди искренние, — о продавших себя иудеям и масонам, конечно, не стоит и говорить, — люди, думающие, что они хотят облагодетельствовать народ... Как будто туман какой-то застилает глаза этим доброжелателям народным, а когда им указывают на их основную ошибку, то простое самолюбие не позволяет им сознаться, и они стараются убедить себя и других, что они-то и есть настоящие благодетели народа! А этим великим заблуждением пользуются враги народа и спешат поддержать заблуждение в умах сих, чужим умом мыслящих, людей. Опасность в том, что такие люди не верят в самое существование этих врагов, а сии враги ими же и верховодят! Ведь почти вся печать захвачена именно этими врагами, они имеют своих агентов среди самих правящих сфер, искусно внушают там все, что им нужно, между тем как наши благонамеренные интеллигенты и подозревать того не хотят! А народ инстинктивно, историческим чутьем видит эту опасность и всячески, хотя и неумело, протестует против этого духовного насилия. Слава Богу, что еще имеются среди самой интеллигенции, как выше сказано, люди, не порвавшие связи с народом, еще живущие народными идеалами, хотя и немного их. Они объединяются в сообщества и союзы, чтобы выяснить эти идеалы, укреплять их в своем собственном сознании, отстаивать их пред лицом прочей интеллигенции. Шесть лет назад, когда в Петербурге образовалось Русское Собрание, нам, русским православным людям, казалось как-то странным, что в русской столице образуется Русское Собрание... как будто столица-то не русская? Но когда это Собрание стало проявлять свою деятельность, то осталось только благодарить основателей такого учреждения. Стало ясно, что тут хотят объединиться истинно русские люди, чтоб послужить по мере своих сил своей родине, своему родному народу, чем и как могут. С того времени появилось немало таких содружеств, союзов, собраний, братств... Но вот в чем опять-таки крайне прискорбное явление: в правящих сферах им как будто не доверяют, их голосу не внимают, нередко ставят препятствия их деятельности и как будто считают их тормозом в деле «обновления» России... Стань правительство рядом с носителями народной мысли, народных идеалов, пойди за ними рука об руку, и Россия действительно обновится, окрепнет, и народ, в его лучших представителях, возликует, готов будет на все, на всякие жертвы, только бы представители власти поняли и оценили его заветные идеалы. К сожалению, в верхних кругах этого бесповоротного решения не замечается: там все какое-то колебание, как будто стыдятся прямо и решительно, открыто и мужественно заявить, что они ни в каком случае не допустят ни малейшего оскорбления Церкви Православной, не позволят ни под каким видом соблазнять простецов пропагандой лжеучений, что, допуская свободу исповедания, отнюдь не допустят свободу распространения лжеучений...

Гипноз всеобщего обучения

Говорят, что индийские йоги обладают такою силою внушения, что могут загипнотизировать сразу огромную толпу народа. А мне думается, что сила гипноза, если понимать ее в более широком смысле, идет гораздо дальше, что возможно загипнотизировать не только определенную толпу, которую можно сразу окинуть взглядом, но и, тысячи людей, разбросанных на сотни тысяч квадратных верст, можно внушить им самую неприемлемую трезвым рассудком и даже здравым смыслом идею и заставить их преклониться пред этой идеей, беспрекословно служить ей... Я говорю о духовном гипнозе. Самым наглядным, как доходящим до смешного, до нелепости, примером такого гипноза служит мода: как бы ни была нелепа, как бы ни была разорительна — ее предписания выполняются беспрекословно, и, если только имеются какие-нибудь средства, считается неприличием, своего рода позором явиться на бал не в модном платье...

Я сейчас назову одну такую идею, которую считаю внушенною, но заранее знаю, что за это многие обзовут меня обскурантом, мракобесом и другими не менее лестными именами существительными и прилагательными. Я прошу об одном: не искажать моей мысли, взять самое зерно ее и поглубже в него вдуматься. Итак, слушайте: я утверждаю, что идея всеобщего обучения в том виде, как ее понимают наши радетели народного просвещения, есть внушение, гипноз, мечта, здравым разумом не приемлемая при современных условиях народной русской жизни. Знаю, мне скажут: вы — враг народного просвещения, поборник невежества и т. п. Но кто же доказал, будто всеобщее обучение есть просвещение народа? Эти два понятия отстоят одно от другого как небо от земли. Всякое обучение, не исключая даже и обучения в высших учебных заведениях, в разных университетах и академиях, есть только именно обучение, сообщение той или другой суммы знаний, развитие только одной стороны человеческого духа — умственной его деятельности, да притом еще далеко не всегда имеющее нравственную ценность. А это еще не есть просвещение. Вспомните, как определял наш великий Гоголь понятие просвещения. Просветить, говорит он, значит высветлить, насквозь пронизать все духовное существо человека чистым светом

Христова учения, очистить его от всякой духовной нечисти: лжи, суеверия, нравственной нечистоты... Было бы недобросовестно с нашей стороны не признаться, что такого просвещения почти ни одна школа не дает, или если какая дает, то в очень малой степени. С большею справедливостью следовало бы просвещением называть не обучение, а воспитание, следовало бы переставить в отношении их ценности эти два понятия: во-первых — воспитание, во-вторых — обучение. Для жизни не столько нужно обучение, сколько воспитание, и во всяком случае — воспитание в христианском духе есть само по себе добро, а обучение само по себе ни добро, ни зло: это только средство делать добро или зло, а без воспитания чаще всего является злом...

Ведь все это давным-давно известно, все это — неоспоримые истины, и, однако же, давайте нам обучение, да еще всеобщее, и — ни слова о воспитании!..

Мне скажут: при обучении само собою разумеется и воспитание.

Не будем лицемерить, будем смотреть в глаза самой жизни, самому делу обучения, как оно стоит... Мне кажется, не стоит напрасно тратить время, чтобы доказывать, что все наши школы, и высшие, и средние, и низшие, почти не думают о воспитании: вся их забота сосредоточена на учебе. Разве только наша бедная церковноприходская школа еще делает кое-что для воспитания детей народа, но не за то ли ее и гонят, несчастную, не за то ли и хотят измором извести? Я не враг грамотности, но и не считаю ее таким великим благом, чтобы выбрасывать на нее те миллионы, которые выжимаются из народа преступным поощрением пьянства: простите мне, иначе я не умею назвать систему монополии в продаже водки. О, конечно, если бы не было на нас десяти-одиннадцати миллиардов долгов, если бы не приходилось каждый год выплачивать по этим долговым обязательствам полмиллиарда одних процентов, тогда наш первый долг лежал бы позаботиться о народной школе, — говорю о школе, но еще не о всеобщем обучении, ибо для всеобщего обучения надо прежде всего позаботиться о том, кого приставить к этому делу — о воспитателях народа — учителях, а еще первее — о пастырях, об отцах духовных, как воспитателях народа в духе Христова учения. Но попытайтесь сказать это вслух некоторым нашим законосоставителям — на вас обрушатся все громы и молнии этих якобы просвещенных господ!.. Как не признать это гипнозом, своего рода помешательством на внушенной идее? А что она внушена, в этом для меня сомнения нет. И внушена она врагами рода человеческого — масонами и иудеями. И нужно это всеобщее обучение в том виде, в каком оно несомненно будет вводиться — нужно не народу, а вот этим непрошеным радетелям народного блага. Ведь никакого сомнения нет в том, что дело обучения, если оно попадет в руки этих просветителей, поведется так, что из души народной будет вытравлено все, что так дорого русскому человеку, за что он умирал, что выстрадал и сберег за тысячу лет своего исторического бытия. Попробуйте потребовать, чтобы в народные школы ввели старые, столь любимые нашим народам книги Часослов и Псалтирь: да одно наименование сих священных книг способно вывести их из состояния духовного равновесия: мыслимо ли де это? Какое мракобесие, клерикализм, обскурантизм и прочие безумные глаголы... Вот если вместо Евангелия и Псалтири учить детей по Толстому — вот это будет «просвещение»! На это и учителей достаточно: говорят, из Сибири и других не столь отдаленных мест в последнее время вернулось до 22000 таких народных просветителей: вот им и надо дело и место дать!

Я со страхом помышляю о том времени, когда осуществится такое всеобщее обучение. Уже и теперь по местам юные грамотеи, наслушавшись всяких освободительных бредней, начитавшись жидовских газет и брошюр, потеряли и Бога, и совесть, и стыд, и всякий страх, и терроризуют деревню: что будет, когда все молодое поколение заразится этой отравой? Что станется с народом, когда наше старое поколение все сойдет в могилу? Что будет с Русью нашей, когда отравленное неверием, кощунством, богохульством и всякими модными масонскими бреднями, выродившееся в идиотов от алкоголизации, новое, больное и духом и телом поколение явится хозяином на родной земле?.. Ведь надо помнить, если мы христиане, что Бог поругаем не бывает! Надо помнить, что даже наука, — не говорю уже о нравственном законе, о правосудии Божием — даже беспристрастная наука свидетельствует, что в самых законах природы лежит закон возмездия за нарушение закона нравственного...

Мы открываем новые университеты в то время, когда наша русская наука, можно сказать, дошла до банкротства, когда ею завладели иудеи, когда годами пустуют десятки кафедр в иудействующих университетах, когда жрецы науки в большинстве обратились в прислужников недобросовестной, противонародной политики и антихристианских лжеучений, и вот в такое-то время мы готовы бросить десятки миллионов на новые университеты, сотни миллионов на всеобщее обучение, не желая давать себе отчета даже в том: найдем ли достаточно людей науки, чтобы обслуживать эти университеты, эти новые народные школы?.. Что все это, как не гипноз, какое-то помешательство на искаженной идее просвещения?

Нужно сначала отрезвить народ, потом просвещать. Прежде спасти его от алкоголизации, от вырождения, от поголовной гибели... А то «просвещение», которое готовят ему ввиду «всеобщего обучения» с учителями нового типа, только ускорит эту гибель. Если есть у вас лишних сто миллионов — то сократите на эту сумму спаивание народа. Если нет никакой возможности обойтись без питейного дохода сразу, уничтожить всякое производство и продажу алкоголя во всех его видах, признавая его ядом наравне с опиумом, гашишем и подобными отравами, строжайше преследуя его продажу и выделку, — то постепенно сводите доходы от этого яда на нет. Этих доходов получает государство в чистом виде, за покрытием расходов по монополии, положим, полмиллиарда в год. Признано возможным чрез десять лет тратить на «всеобщее обучение» лишних по сто миллионов в год. Если иметь мужество отказаться на время не только от «всеобщего обучения», но и еще от многих прихотей и предметов роскоши, от казенных театров, например, предоставив заботу на все это изыскивать средства тем, кто хочет пользоваться этой роскошью; если, взамен питейного дохода, обложить акцизом, например, всю бумагу, какая бы она ни была, и многое другое, если даже, наконец, ввести снова подоходный или иной какой налог на все, без исключения, население империи, то кто знает, может быть, мы и победили ли бы кажущегося досель непобедимым врага — народное пьянство! А затем еще несколько лет усилий, чтобы покрыть государственные долги, и мы стали бы счастливейшим народом среди народов земных, без всякого питейного дохода. Ведь если сказать правду, то весь чистый (как это слово не к месту приходится употреблять! Лучше бы сказать — весь нечистый) доход от пития приходится отдавать кредиторам как процент, и не будь долгов — не было бы этого расхода. Вот тогда и можно было бы говорить и о всеобщем обучении, и — непременное условие: под надзором и руководством Церкви, и об университетах; конечно с составом профессоров — честных служителей науки, и о многом другом, о чем теперь и мечтать нельзя...

Но я скажу нечто более отрадное: если бы можно было сделать опыт: абсолютно отрезвить хотя бы одну губернию, оградив ее от водки совершенно, то — я уверен — чрез пять лет в ней само собою появилось бы, без участия казны, и всеобщее обучение... И это чудо совершилось бы естественно: то, что теперь пропивает эта губерния, осталось бы в ее экономии, трудоспособность народа повысилась бы вдвое, втрое, явилась бы потребность, нашлись бы и средства у самого населения, без пособия казны, к открытию школ, развитию ремесел, кустарного производства...

Ужели это невозможно? Как же в Америке есть штаты, где абсолютно нет алкоголя? Или что у других народов возможно, то у нас немыслимо? Да проявите же наконец мужество взять в руки вожжи, поверьте в совесть народную, призовите св. Церковь в помощь!.. Ведь речь идет о спасении народа, великого народа, великого государства, ведь пред нами стоит неотступно вопрос: быть или исчезнуть в истории нашей Руси святой?

«Время всякой вещи под небесем», — говорит великий царственный мудрец. Придет время и всеобщему обучению. Но на очереди прежде всего стоит вопрос о спасении народа от вырождения, от алкоголизации. И если видится возможность бросить сто миллионов на всеобщее обучение, то бросьте эти миллионы на борьбу с алкоголем. Как это сделать — особый вопрос. Быть может, постепенным территориальным вытеснением алкоголя, например: с такой-то губернии получается 20 миллионов, постановите, чтобы в течение двух лет были закрыты все до единого места продажи алкоголя в этой области, а против тайной продажи ввести драконовские законы, чтобы не повадно было шинковать. Чрез 10–20 лет Россия избавится от водки... А может быть, люди умные придумают другую систему борьбы с алкоголем. Так ли, иначе ли, но если мы не хотим исчезнуть бесследно со страниц истории или обратиться в вьючный скот для иудеев, то прежде всего надо объявить беспощадную борьбу с алкоголем. А всеобщее обучение нас не спасет от всеобщей гибели...