Правосудие Бешеного
Шрифт:
Трудно сказать, сколько бы продолжалось это противостояние, если бы однажды один из дежурных по ШИЗО (кормят там намного хуже, чем обычно, да и тот скудный рацион выдается через день: в четные дни лишь уменьшенная пайка хлеба и кипяток — за это кто-то остроумно прозвал ШИЗО «день лета, день пролета») не пересказал старшему «куму» подслушанный в камере разговор, из которого следовало, что причина всех беспорядков и беспредела кроется в том, что в зону не «спускают» «Вора в законе». После недолгого совещания с начальником зоны решили рискнуть и выпустить Ами-рана из ПКТ. К немалому удивлению администрации, все мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, пришло в норму.
Эта зона была первой в послужном списке
Чем больше полковник общался с этим авторитетом, тем сильнее убеждался в его отличном знании криминального мира. Не приняв безоговорочно его «понятий», полковник пришел к неожиданному выводу, что их конечные цели, как ни странно, во многом совпадают, по крайней мере в главном: «против беспредела и за порядок на зоне». И Кириченко решил попробовать мирное сосуществование: получится — хорошо, нет — можно всегда вернуть своего «визави» в ПКТ или вообще отправить на другую зону…
Сел Амиран в расцвете сил, и лет ему не исполнилось и двадцати восьми, когда попал он в Бутырку и менты раскрутили его дело на всю катушку.
Однако до знаменитой Бутырки Амиран в свои неполные тридцать немало успел, за что многие его уважали и даже любили — хотя были и такие, кто ненавидел его лютой ненавистью и сделал бы все, чтобы убрать Амирана из Москвы.
Первый раз Амиран попал в Москву осенью 1976 года: дедушка Георгий прихватил его, семнадцатилетнего паренька, с собой, когда на собственном «жигуленке» повез в столицу продавать овечьи шкуры «цеховикам». В то время по всей стране возникали подпольные цеха, где изготовлялись дефицитные товары. А дефицитом было почти все. Умение выделывать шкуры, то есть секреты профессии скорняка, передавалось из поколения в поколение. Георгий получил профессию скорняка по наследству от отца, а тот, в свою очередь, научился у своего отца, который снабжал шубами не только местных князей, но и царский двор. Георгий всерьез надеялся оторвать внука от дурного влияния улицы, а потому подумал, что пора передавать ему если не умение выделывать шкуры, то хотя бы связи по их реализации в Москве.
— Пусть парень поймет, откуда деньги берутся, — сказал старый Георгий своей дочери Манане, матери Амирана, — тогда, может, он к ним по-другому относиться станет…
— Пускай едет, — со вздохом облегчения согласилась Манана, — все при деле будет, а то совсем от рук отбился, день и ночь на улице.
Матери казалось, что Амиран в свои семнадцать совершенно не знает, чем ему заняться. А он, не желая ее огорчать, не открывал ей свои не совсем праведные увлечения. До четвертого класса он рос как тепличное растение, нередко мать сама водила его в школу. Отца своего Амиран не помнил, но из рассказов матери знал, что тот был достойным человеком, настоящим мужчиной и геройски погиб при пожаре, пытаясь спасти народное добро. С большой долей вероятности можно предположить, что Амиран так бы и вырос, твердо веря в его героическую гибель, если бы неожиданно не вернулся из заключения родной брат отца, дядя Гоча.
От него Амиран и узнал правду о своем отце. Дато действительно погиб в огне, но причиной тому была кровная месть. Трагическая история семей отца Амирана и его матери длилась несколько десятков лет и началась еще в дореволюционные времена. Куда там шекспировским страстям! Казалось бы, любовь Давида к красавице Манане должна была прекратить смертельную вражду между семьями, но… Манана была на восьмом
Проснувшись от дыма первым, Давид разбудил жену и потащил к двери, но открыть ее не удалось. Оставался единственный выход: попытаться спастись от огня в погребе. С трудом дотащив беременную Манану, стонавшую от боли, до погреба, Давид открыл крышку и стал осторожно опускать любимую вниз. В этот момент и ударила ему в спину коварная пуля. Из последних сил удерживая жену слабеющей рукой, он опустил ее в погреб и хотел было сам соскользнуть за ней, как вторая пуля вонзилась в позвоночник, лишив его возможности двигаться.
— Прощай, любимая… — с трудом выдавил он и с последним вздохом добавил:
— Вырасти сына мужчиной…
— Дато-о-о!!! — закричала женщина, почувствовав падающие на нее капли крови.
Крик Мананы заглушил грохот обрушившегося остова старого дома, и в эти страшные мгновения на свет, чуть раньше положенного, родился сын Давида. К счастью, раскопали их быстро, да и Манана оказалась на редкость здоровой женщиной, и через месяц они вернулись из больницы в дом Гочи, брата Давида…
В отличие от трудолюбивого Давида Гоча рос по законам улицы: дрался, воровал, грабил, дважды лишался свободы, но не убивал до тех пор, пока не убили его родного брата. Убийца ненадолго пережил свою жертву: через неделю Гоча нанес ему две смертельные раны кинжалом своих предков, причем второй удар был столь сильным, что раздробил позвоночник. Гоча получил одиннадцать лет строгого режима. В зоне стал «смотрящим», а незадолго до окончания срока был коронован в «Вора в законе», получив к имени прозвище Курды: Гоча-Курды. «Курды» по-грузински — вор.
Освободившись, он пожил пару недель в своем доме, пока не переехал к той, что преданно ждала его, вместе с его дочерью, все одиннадцать лет, каждый год получая неизвестно от кого довольно приличные суммы на жизнь.
Мечтая весь срок о сыне, Гоча всю свою любовь перенес на племянника. Тот, с рождения не зная отцовской ласки, души в нем не чаял, а когда увидел, как уважительно обращаются к его дяде не только знакомые, но и милиция, был вне себя от гордости.
Амиран вырос высоким и красивым, как и все мужчины в его роду: жгучий брюнет с изящным прямым носом, густыми бровями, сросшимися на переносице, темными горящими глазами. Гордой осанкой и широкими плечами производил впечатление не только на молоденьких девушек, но и на замужних женщин — везде, где бы он ни появлялся. Но к их печали, девушки его не особенно интересовали, он всегда хотел быть первым среди мужчин.
Имевшему рост метр девяносто и отменное здоровье, Амирану порой кружила голову молодая сила: в его родном районе Кутаиси не было ему равных по силе и удали, что в конце концов могло быстро привести его в тюрьму: тогда уличные драки были для него чуть ли не единственным средством завоевать авторитет среди друзей и сверстников. Но тут вернулся дядя Гоча, и все изменилось. Казалось, и сам он стал значительнее не только в глазах друзей, но и в своих собственных.
Так Амиран и жил, вращаясь в кругу хулиганистых приятелей и постигая уроки жизни своего криминального дяди: воруй, но не попадайся, грабь, но не беспредельничай; почитай старость, родных своих, словом, живи так, чтобы тебя уважали, а значит, всегда оставайся мужчиной. Тем не менее, имея такого уважаемого и грозного родственника, Амиран никогда не пользовался его именем, стараясь всего добиваться сам.