Правосудие Бешеного
Шрифт:
В один прекрасный день, проглядывая папку, Рассказов пришел к выводу, что Джанашвили является человеком тайного Ордена, и его аналитический мозг сразу восполнил несколько недостающих звеньев в запутанной схеме российской политики. Так складывается мозаика — отдельные части кажутся бессмысленными и некрасивыми. Но приходит мастер, расставляет все части по местам, и общая картина обретает смысл и художественную ценность. Мозаика современной русской политики была чересчур запутана даже для такого зубра, как Рассказов, однако место и роль Джанашвили он установил верно, а пока больше, ничего и не требовалось.
Несмотря
Рассказов появился в России за год до описываемых событий. Незначительно изменив свою внешность — чего было вполне достаточно, чтобы когда-то знавшие его люди теперь не смогли его узнать, — он обосновался в одном из крупных городов дальневосточного Приморья и, используя свои давние криминальные связи, прочно утвердился в местной политической элите. Знали его на новом месте жительства как Матвея Семеновича Рогожина.
По легенде, он приехал на Дальний Восток из Прибалтики, откуда смог вывести свой капитал и удачно вложить его в один из золотых приисков. Превосходно разбираясь в местной ситуации и не жалея денег для подкупа нужных людей, он за короткое время оказался доверенным советником местного губернатора и подружился с депутатами всех уровней. Несколько раз Рассказов ездил в Москву с областной командой, которую возглавлял губернатор, и проявил себя в этих поездках с самой лучшей стороны. Все прочили ему блестящее будущее.
— Пора тебе, Матвей, расти политически, — говаривал ему губернатор, когда они, обливаясь потом, сидели в какой-нибудь сауне, — без этого тебе дальше расти некуда… Ты как, готов, морально-то?
— Я-то готов, пожалуй… — отвечал Рассказов. — На депутата Госдумы я, может быть, еще потяну, но как это избирателям моим будущим объяснить? Я же тут у вас без году неделя… — Досконально изучив своего шефа, он знал, как строить с ним разговор.
— Ничего, объясним! — самоуверенно заявил губернатор. — Ты у нас не последний человек в городе, личность заметная. Кого еще, как не тебя, в депутаты выдвигать? Что еще мне в тебе, Матвей, нравится, так это то, что ты в партии модные не стремишься, на себя только и надеешься.
— Ну, без добрых и верных друзей тоже никак нельзя… — хитро ввернул Рассказов губернатору.
— И я о том же! Друзья — это не партия, тут другие завязки. Более интимные, что ли. Вот, скажем, мы с тобой. Ты мне нравишься: умен, образован предприимчив, дорогу другим не переступаешь, но и свое не отдаешь. Я сам такой. — Он самодовольно усмехнулся. — Как говорится, рыбак рыбака видит издалека — вот нас друг к другу и потянуло.
– Да нахера, скажи, нам эти партии? Есть только одна в России партия — партия власти! Все остальные — говно. Короче, не тяни резину и начинай действовать. Выборы — не за горами. А мы, чем надо, поддержим, так что и денег тебе на все про все много не потребуется…
Получилось, как и планировал Аркадий Сергеевич: в нужный момент он выставил свою кандидатуру на выборах. И, как показали предварительные опросы общественного мнения,
Можно было считать, что депутатский мандат у Рассказова уже почти в кармане. Тогда Аркадий Сергеевич собрался вести борьбу на другом, более сложном фронте. Оставив своих помощников решать местные дела, он отправился наводить политические мосты в Москву. И первым, кого он вытащил на встречу, стал Нугзар Джанашвили.
Имена людей, на которых ссылался, прося о встрече, по телефону Рассказов, сделали свое дело — Нугзар согласился сходить в ресторан с неизвестным ему предпринимателем из Приморья. Нуга не узнал Рассказова в его новом обличье. Аркадий Сергеевич знал, на какие клавиши надо надавить в разговоре с Джанашвили, и сумел в два счета расположить к себе собеседника.
Они договорились, что Нугзар поможет наладить Рассказову политические связи в Москве, а Аркадий Сергеевич будет за каждое знакомство платить хорошие деньги, а также обязуется представлять интересы Нугзара на Востоке России и даст ему рекомендации к банкирам Южной Кореи и Японии.
Для первого раза этого было более чем достаточно, и оба предпринимателя разошлись в тот вечер взаимно, довольные беседой. Если бы Джанашвили хотя бы на секунду померещилось, что его новый знакомый отдаленно напоминает известного ему по прошлой жизни главаря сингапурской наркомафии Рассказова, он не был бы в столь бодром настроении: уж слишком страшные вещи слышал он об Аркадии Сергеевиче, чтобы так легко и дружелюбно с ним сходиться…
VII. Заложники
Вот уже третьи сутки сидели Савелий и его проводник Мамет-хан на опушке горного редколесья, невзирая на то, что почти все время — то ли из окутывающих горы облаков, то ли из нависшего над ними густого тумана — на них сочилась противная мелкая изморось, пропитавшая за эти дни все их вещи и одежду насквозь; казалось, влага проникла до самых костей. Хорошо, хоть воздух в это время года был теплым, даже по ночам, иначе им по-настоящему пришлось бы туго. Савелий и Мамет-хан не могли ни натянуть тент над собой, ни разжечь костер: вершина горы, на которой они расположились, торчала среди других, похожих на нее, неподалеку от границы Чечни и Дагестана и была в самом центре укрепрайона большого чеченского отряда, который отсюда постоянно совершал набеги на дагестанские села.
Они не знали, сколько еще продлится их томительное ожидание. Все время молчащий Мамет-хан Магометов на вопрос Савелия, когда здесь появится его человек, отвечал только «надо ждать» и снова замолкал, погружаясь в собственные думы.
Мамет-хан был жителем небольшого приграничного дагестанского села, власть в котором вот уже с год захватили дагестанские мусульмане-ваххабиты. Они ввели в селе шариатские порядки. Магометов был чеченцем, из тейпа горцев, к которому принадлежал сам знаменитый чеченский командир Басаев. Но к введению шариата Мамет-хан относился отрицательно: у него была русская жена, которую он привез из Махачкалы пять лет назад; двое его — в мать — русоголовых детей, двух и четырех лет, даже внешне отличались от детей односельчан Мамет-хана. И с введением шариата в их приграничном селе начались тяжелые времена.