Правосудие любой ценой
Шрифт:
Гринчук перевел взгляд на молодого супруга. Тот сидел, глядя себе под ноги. Спортивный такой молодой человек. Не исключено даже, принимая во внимание мозолистые костяшки пальцев, что какой-нибудь восточный единоборец. Неприятное сочетание – молодой каратист и подруга, уверенная в его непобедимости.
– Три месяца, – сказал Гринчук.
– Что? – не поняла Оля.
– И осталось еще шесть. Рожать вам Оля, где-то в декабре. А свадьба у вас была первого числа. Едете вы в свадебное путешествие на деньги, собранные
Оля быстро посмотрела на супруга, а потом, сама не замечая этого, провела рукой по своему животу.
Теперь уже Иван поднял глаза и посмотрел на Гринчука.
– Угадал, – сказал Гринчук довольным голосом.
Оля перевела взгляд на писателя, потом снова на Гринчука:
– А как…
– Это пусть вон писатель придумаете, – посоветовал Гринчук. – Как автор и журналист.
Василий потрогал кончик своего носа, задумался.
– Ну, – начал он, даже не обидевшись, – кольца действительно свежие. Без царапинок и вмятинок.
Оля посмотрела на свое кольцо. Потом на кольцо мужа.
– Раз вы молодожены, то свадьба была недавно, – продолжил писатель. – В первых числах июня… А, правильно, в мае свадеб стараются не играть. Все верно. А вот по поводу беременности…
– А че тут думать, – засмеялся Гринчук. – Молодые ребята, дергаться под венец по нынешним временам рановато. Шмотки – китайского производства, с оптового рынка. Небогатые. Значит, свадьба по необходимости. Лет им по двадцать, года полтора живут гражданским браком. Родственникам говорили… Олечка говорила, что штамп в паспорте – это сейчас ерунда. До тех пор говорила, пока вдруг не грянула задержка… Извините за подробности.
Оля покраснела.
– После чего Оля отправилась в консультацию, там ей сообщили, что она уже месяц, как готовится стать матерью. Мысль о ненужности штампа исчезла, сожитель был поставлен перед фактом, подали заявление. В апреле свадьбу гулять рано, да и очередь, в мае – нельзя, чтобы потом не маяться, а в июне – нужно быстро, в самом начале. Чтобы муж не передумал, и пока животик не вздуло. Еще чего-нибудь придумать?
Оля обеими руками вцепилась в руку супруга. Тот только вздохнул.
– Да, – сказал Василий. – Впечатляет. Вы точно не из милиции?
– В милиции умники не держатся, – напомнил Гринчук. – Все в писатели ушли.
– У меня такое чувство, что вы недолюбливаете представителей четвертой власти, – Василий посмотрел на Гринчука снизу вверх вопросительно.
Оля что-то прошептала мужу, тот кивнул и принялся стелить постель. Оля вышла из купе, захватив полотенце и мыло.
Голоса из соседнего купе стали слышнее.
– Ваня, – окликнул Гринчук, – ты бы проводил супругу в туалет. Соседи гуляют, и купе у них открыто. А халатик у Оли – по самые некуда. Сексуальный такой халатик.
Иван торопливо вышел в коридор.
–
– Еду отдыхать на море, – честно ответил Гринчук. – К любимой женщине. А что?
– Пожалуй, – сказал Василий, – я тоже на верхнюю полку полезу. Пусть молодожены рядом спят.
– Ваню жалко стало?
– Если бы у меня такая жена была, – сказал писатель, разворачивая матрас на верхней полке, – я бы может и не женился вовсе.
Из коридора послышался крик, потом какой-то шум. Снова крик. Голоса из соседнего купе вначале затихли, а потом выплеснулись в коридор. Типа, блин, что тут с Петей? Ах ты, падла!
– Сейчас Ваня будет защищать честь жены, – Гринчук спрыгнул с полки. – Обожаю пьяные драки в поезде.
В коридоре пока все было нормально. Один мужчина, в шортах и майке уже лежал. Трое других, в майках и шортах, пытались добраться до Ивана. Иван держал оборону возле самой двери к туалету. Стойка у него была очень профессиональная, за спиной стояла жена, а лицо имело выражение самое решительное.
Лежащий не хотел лежать, он всячески пытался подняться на ноги и путался в ногах своих приятелей, жаждущих отомстить.
– Прекратите! – закричала проводница, откуда-то из-за спины Гринчука, но он на голос не оглянулся.
Тот из мстителей, который выскочил из купе последним, в руке держал нож. И держал его достаточно уверенно.
– Милицию позову! – крикнула проводница.
– Не стоит, – сказал Гринчук. – Мы все сейчас уладим.
Он шагнул вперед и ударил товарища с ножом. Тот как-то удивленно всхлипнул и осел на пол.
Второй, с затейливыми татуировками на всем торсе, получил тычок справа под ребра, и захрипел, кренясь на бок. Третьего Гринчук зацепил за ухо и развернул к себе лицом.
– Ты чего, падла! – взвыл обиженный.
Никто из присутствующих не разобрал, что именно сказал Гринчук, на самое ухо пассажиру, но лицо его собеседника несколько изменило выражение.
– Соберешь своих приятелей и отправишься баиньки, милый, – Гринчук наступил ногой на грудь лежащего, чтобы тот не трепыхался и не мешал беседе.
– Хорошо, – милый кивнул бы головой, но Гринчук за ухо держал крепко. – Ухо пусти.
– А, ухо… – Гринчук отпустил ухо. – Пожалуйста, пожалуйста.
Через две минуты коридор был пуст.
– Не надо ментов, милая, – сказал Гринчук проводнице. – Все можно решить спокойно.
– Ага, – кивнула проводница. – Не надо.
– Браво, – писатель похлопал в ладоши, когда Гринчук вернулся в купе. – Можно, я использую это инцидент в своем новом романе?
Гринчук запрыгнул на полку. Лег.
– Можно или нельзя? – повторил свой вопрос писатель, влезая на свою полку.
– Лучше я тебе другой расскажу. Типа, загадка. Раскрутишь – дарю.