Правосудие
Шрифт:
За пределами города грызлись между собой политические группировки, национально-освободительные движения, патриотические фронты, наемные армии и банды, и акции каждого из торгующих правительств зависели от перевеса сил. Дядя Сэм со своей голубой подругой мудро управляли ходом гражданской войны, не давая ей вспыхнуть и спалить весь свинарник, но и не позволяя ни одной свинье загрести под себя все корыто. Дядя Сэм с удовольствием загреб бы все под себя — но из-за бугра выглядывала одна из голов российского орла, пока другая висела пьяной, и следовало сохранять миротворческие приличия — чтобы не склюнули сдуру цилиндр.
По всей стране были натыканы военные базы, посты и блокпосты, образуя
Руля на своем драндулете в потоке «мерседесов» и «хаммеров» и через каждые три минуты предъявляя аусвайс, лысый ястреб размышлял: как неглупый, в принципе, народ мог вляпаться в такое дерьмо? И размышляя, был вынужден с прискорбием признать — так же, как он вляпывался всегда, от царя Гороха. Сколько раз уже били его по башке, но он так и не понял, что любая власть — плохая. И что до тех пор, пока он будет искать хорошую власть — его будут бить по башке. Потому что плохая власть опирается на его башку, когда свергает еще худшую власть - но сама не становится от этого лучше. Красные сменяют белых, желто- голубые — красных, оранжевые — желто-голубых, и каждая власть всласть пинает его, дурака, каблуком в темечко — и приходя, и уходя.
Теперь он дождался звездно-полосатого на свою дурную голову, теперь он будет воздыхать в сторону бело-красно-голубого, как о спасителе, и дождется.
Он дождется, что двуглавый и белоголовый схватятся и будут топтаться на его голове, и так уже вбитой в землю по самую маковку, пока от нее вообще ничего не останется. Он так и не понял, и уже не поймет, что только тогда мог бы вздохнуть по-человечески — если бы сам оперся о голову власти. Если бы сделал ее безвластной — просто исполнительной структурой, не издающей и не имеющей права издавать ни закона, ни звука. Просто исполняющей писанное на бумаге, раз и навсегда писанное — и никаких корректив. Какие могут быть коррективы? Сущность юриспруденции не изменилась со времен римского права, а человек, в сущности, не изменился за последние двадцать тысяч лет. Чем его не устраивает — не убий, не укради, не выбей глаз ближнему? Повторите эти заповеди на всех уровнях — политическом, экономическом, социальном, бытовом — и вы будете иметь свод законов на все случаи жизни, вплоть до того, как и в каком случае глаз ближнему надо таки выбивать. Не трогайте ничего в этих законах — и не надо будет никому выцарапывать глаза. Все революции, все кровопролития, вся несправедливость в мире - оттого, что одни люди пишут законы для других людей, а потом третьи люди переписывают эти законы для тех же самых людей.
«Что? — размышлял лысый ястреб, расклевавший не одну дюжину голов. — Что вращает эту кровавую мясорубку? — И с величайшим отвращением был вынужден признать, что фактором нестабильности, раз за разом смещающим центр тяжести, является сама возможность опереться на голову демоса — фактор демократии. Народ не может опереться на собственную голову — за него это всегда делает кто-то другой, тот, кто умнее народа. Весь так называемый социальный прогресс сводится к борьбе тех, кто умнее, за голову народа — на которую можно опереться. Но кто эти — те? Они невидимы, они — глас народа, их невозможно назвать по именам. Они неуязвимы, являясь язвой на теле самого человечества, больного этой язвой. Из мясорубки не было выхода — кроме как в виде фарша. Лысый ястреб усмехнулся — он не хотел быть фаршем.
Глава 28
– We all live on the yellow submarine, — тихо пропел он в трубку.
– О! — Сказала Таня. —
– Отсюда и до луны. Плюс красный дракон.
– Сколько ты хочешь?
– Баш на баш.
– Сто тысяч башей пополам?
– Без проблем.
– Отсчитай семнадцать плюс единица.
– Сделано. Место встречи изменить нельзя?
– Нельзя. И прими меры.
– Я их всегда принимаю.
Ночью он сидел у лесного озера и смотрел на отражение луны в воде, о том, что машины движутся к точке передачи, ему сообщили по рации десять минут назад.
Песок тихо заскрипел под колесами, на берег выползла серая Танина «Нива» с синими заслонками на фарах. Вслед за ней подтянулся потрепанный микроавтобус «УАЗ», за ним — зеленая «Нива», инкассаторский вариант. На первый взгляд было незаметно, что машина охранения - бронированная. Он усмехнулся: детские игрушки для мирного времени, никакая инкассаторская бронезащита не удержит пулю из крупнокалиберного пулемета.
Дверцы тихо хлопнули, в свете луны появилась Таня и покупатель, охрана клиента затаилась в машинах, чуть приспустив стекла: профессиональная скромность! Но его бойцы сидели на деревьях с бронебойным оружием в руках, и предосторожности клиента ничего не стоили. Впрочем, клиент и сам это знал, однако — этикет есть этикет. Упаковки, взятые у американцев, были вскрыты, клиент открыл стальной чемодан.
Пока покупатель с помощником пересчитывал тубусы, заполненные желтыми таблетками и красными капсулами, перекладывая их в простые джутовые мешки, а Берта с помощником пересчитывала нежно разрисованные, похожие на французские акварели евро, они отошли с Таней в сторону.
– Никак не возьму в толк, — сказал он, — зачем штатникам столько «колес»?
– Ты что, действительно не понимаешь?
– Нет.
– Они их продают, — Таня усмехнулась. — Но с тобой дело иметь намного выгодней.
– Конечно. Но ты намекни клиенту, что на этом товаре — ведро штатовской крови, пусть имеет осторожность.
– Он имеет осторожность. А весь этот товар делают в Латвии.
– Я видел надписи на упаковках.
– И ничего, кроме надписей, на нем нет. Американцы покупают или крадут его там же, где и любой другой торговец, — она усмехнулась, - кроме тебя. Весь товар, который ходит здесь, произведен в одном месте, его невозможно отследить до военной базы. Если, конечно, ты не хранишь накладных.
– Не успел оформить бумаги — контрагенты умерли.
– Земля им пухом.
– Земля им рваным цинком и битым стеклом. Черт с ними, у меня есть просьба к тебе.
– Давай.
– Мне нужна пара автомобилей, любых автомобилей, но с документами и номерами из другой области.
– Какой области?
– Подальше отсюда, Житомирской, например.
– А имя владельца?
– Пусть будет какая-нибудь контора, какой-нибудь склад резиновых изделий № 13.
– Сделаю.
– Спасибо. Ты же не собираешься возвращаться назад с ними?
– он кивнул на уже заканчивавших технологический процесс клиентов.
– Конечно, нет.
– Тогда — шашлык, коньяк и роскошь человеческого общения, идет?
– Идет.
Около полутора часов спустя они расположились под звездным небом во дворе усадьбы, мангал отбрасывал красные блики на их лица, вкусно пахло жареным мясом.
– Нет больших жлобов, чем американцы, — сказала Таня. — Они умудряются брать деньги даже у тех, против кого воюют. Как такие люди сумели завладеть половиной мира?
– Так же, как они завладели красненькими и желтенькими, — усмехнулся он, помешивая угли. — Купили или украли. Они вложили деньги в оранжевые витамины для нашей революции, теперь получают дивиденды от метамфетаминов для нашей войны.