Правый поворот запрещён
Шрифт:
– Пожалуйста...
Седая, с бледным осунувшимся лицом, в длинном байковом халате, она показалась Скорику сейчас много выше, нежели тогда, на кладбище. Села напротив, положив белые старческие руки на стол, сцепив пальцы, но дрожь в них унять не могла.
– Ольга Степановна, простите мое вторжение, но что поделать, - такая служба, - начал Скорик.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она согласно кивнула.
– Ольга Степановна, не жаловалась ли вам Елена Павловна в последнее время, что кто-то ей угрожает или преследует?
– Нет. Ее нельзя было преследовать. Она была добрый отзывчивый
– Не была ли угнетена чем-нибудь?
– Нет. Наоборот. Из Германии Леночка вернулась веселая, возбужденная... Вы считаете, что ее убили?
– спросила вдруг.
– Ничего определенного сказать пока не могу. Но постараемся докопаться до истины, - шаблонных фраз было не избежать.
– Ольга Степановна, у вас лично нет подозрений в отношении кого-либо?
Она долго молчала, потом произнесла:
– Мне всегда был неприятен Назаркевич, хотя я никогда его не видела. Но Леночка говорила, что все неудачники неврастеники. Она считала его неудачником, и полагала, что он когда-нибудь сорвется.
– Что она имела в виду?
– Не знаю.
– В Богдановск Елену Павловну отвозил Назаркевич. Вернувшись, он не позвонил вам, что Елена Павловна осталась там еще на день, может передал какие-нибудь ее слова?
– Нет. Он вообще сюда никогда не звонил.
– Я могу осмотреть комнату Елены Павловны?
– Идемте, - встал сидевший все время молча Кубраков.
– Ты иди к себе, мама, ложись...
Комната Кубраковой скорее напоминала коридор - длинная, с одним окном. Изразцовая печь. В углах потолков залегли пыльные тени. На темном скрипучем паркете лежал затертый, грязно-зеленого цвета ковер. Тахта, простой платяной шкаф, стул у письменного стола, на стене потускневшее зеркало. Впечатление такое, что это - случайное жилье, что большую часть времени обитатель проводит вне стен.
Присутствие Кубракова сковывало. И все же Скорик довольно скрупулезно перебрал бумаги на столе. Но и здесь, как и в кабинете Кубраковой в институте, - ничего личного, все служебного свойства. Хотелось порыться в ящиках письменного стола, но Скорик решил сделать это в спокойной обстановке, когда Кубраков с матерью уедут в Сокирцы. Перекидной календарь он все же решил полистать. Нашел только одну интересную для себя запись: на страничке за 20-е мая было написано рукой Кубраковой "Вячину". "Календарь надо будет потом изъять официально", - подумал Скорик и сказал:
– У меня все, Александр Павлович.
Кубраков проводил его до двери, вручил ключи...
16
Верно говорят: одной рукой узел не завяжешь, поэтому не следующий день в кабинете криминалистики у Войцеховского они собрались вчетвером: Войцеховский, Агрба, Скорик и Щерба. До этого Скорик успел побывать у Кубраковых, застал их уже садившимися в машину. Он показал им очки, привезенные Джумой. Мать и брат опознали их, Елена Павловна привезла их из Италии, заплатила большие деньги. На вопрос Скорика, какое зрение было у Елены Павловны, мать сказала, что дочь очками пользовалась только при чтении и во время работы, обычно же очков не носила, левое стекло +4,5 диоптрии, правое +5. На обратном пути Скорик заехал в "Медтехнику". Там проверили и подтвердили: левое стекло +4,5, правое +5. И еще восхитились оправой, такой никогда не видели, суперновая, на руках потянет тысячу
– В нашем городе только Кубракова ездила в Италию, - иронично заметил Щерба.
– Но стекла-то - ее! +4,5 левое и +5 правое!
– Хотите, я найду вам сколько угодно людей с подобным зрением, - не унимался Щерба.
– Ну нельзя же так, Михаил Михайлович! Если будем все время ставить себе такие препоны, никогда не выберемся на дорогу!
– раздражался Скорик.
– Ладно, сделаем допущение, очки на том месте потеряла Кубракова. Странная она женщина: попала в Богдановск, а оттуда пешком перла к обрыву 15 километров, чтобы почитать эту книгу, газету или еще что-нибудь. Достала очки, почитала, очки выбросила и ушла? Глупость! Ну а если по логике? Там у обрыва ей срочно потребовалось что-то прочесть. Согласитесь, что такие очки без футляра не носят. Значит, она достала из сумки футляр, вынула очки, футляр положила в сумку, прочитала нечто. И тут почему-то выронила очки. А футляр исчез вместе с сумкой. Что в ней было еще, мы не знаем. Но это не похоже на ограбление: часы "Сейко" с нее не сняли. Итак, ей пришлось что-то срочно прочесть. Если бы это было у нее с собой, она могла прочитать и раньше - в Богдановске, в машине, по дороге к обрыву, а не ждала бы пока окажется именно там.
– А может быть ей в том месте как раз и дали это чтиво, - сказал Агрба.
– К этому я и веду, - подтвердил Щерба.
– Она не пришла туда пешком, ее привезли, - Агрба посмотрел на Войцеховского.
– Замеры колеи, которые ты сделал, укладываются только в одно - это "Жигули", - сказал Войцеховский.
– С шоссе к обрыву водитель съехал там, где стоит знак "правый поворот запрещен", - напомнил Агрба.
– Ну, в пустынном месте кто не нарушит, - заметил Скорик.
– И все же рисковал. Гаишники там бывают. Недалеко поворот в заказник, куда въезжать вообще нельзя, но любителей жарить шашлыки и возить баб хватает. ГАИ любит там за ними охотиться, - сказал Агрба.
– Водитель мог не знать, - сказал Щерба.
– Не думаю, - сморщился Агрба.
– Если он знал это пустынное место и обрыв, значит бывал в этих краях.
– Рисковал, но нарушил, потому что уж нужно было к обрыву?
– Щерба обвел взглядом всех.
– Согласимся. Поехали дальше, Виктор Борисович, обратился Щерба к Скорику.
– Кубракова была очень хорошей пловчихой, так что, если бы она упала в реку или ее столкнули...
– начал Скорик.
– Понятно, - оборвал Щерба.
– Ее столкнули, когда она была в бессознательном состоянии? Но ведь случаев насилия, предшествовавших этому нет, - резюмировал Щерба.
– Что скажете?
– Никаких бумажек, писем, записок, что говорило бы о самоубийстве, я не нашел. Она была одержима работой. Особенно последнее время, после возвращения из Германии. Какой-то контракт с немцами. Была увлечена этим, - продолжал Скорик.
– Чего вдруг самоубийство? Человек прагматичный, с очень устойчивой психикой... Кстати, возник новый персонаж.
– Кто такой?
– спросил Щерба.
Скорик рассказал о надписях на листках календарей и прочее, что узнал о Вячине.
– Да, вспомнил он, - знаете, кто работает ночным вахтером в институте? Человек, который в 1945-ом был осужден за пособничество немцам в Богдановске.