Праймзона
Шрифт:
За штурвалом стоял Иманд. Он вполне уверенно обходился с управлением дивным воздухоплавательным аппаратом. Корабль отлично держал курс и сохранял заданную высоту. По всему было видно, что охотник делает это отнюдь не в первый раз!
— Как он называется? — спросил Шелти (будто не было в ту минуту вопросов поважнее!).
— Кто?.. А, корабль! Не знаю, — охотник пожал плечами. — Когда-то назывался “Ласточкой”. Потом — “Загадкой”. Как сейчас — не знаю.
– “Ласточка” звучит простовато… В деревнях так называют кобыл с хорошим характером, — Фрида жеманно повела плечом. — Мне кажется,
— А что значит “когда-то назывался”? — Не унимался Шелти. — Его что, переименовали?
— Имир считает, что название должно наилучшим образом соответствовать кораблю. А поскольку со временем корабль меняется, значит и название должно меняться. — Пояснил охотник таким тоном, что было ясно: сам он со своим учителем Имиром не согласен. — Может он теперь его в “Тысячелетнего Сокола” переименовал. Или в “Перст Провидения”. Откуда мне знать…
— А вы ведь уже летали на этом корабле, да? — спросила Фрида.
— Да.
— Но потом решили работать самостоятельно? И гонорар делить ни с кем не надо, и жизни никто не учит?
— Что-то вроде того. Хотя на самом деле мы с Имиром разошлись в понимании структур высших архетипов…
Шелти, который внимательно наблюдал за тем, как охотник управляется с летающей махиной, вдруг попросил:
— А можно мне?
Рутгер был уверен, что ответом послужит категорический отказ, но Иманд неожиданно легко согласился.
— Я как раз собирался попросить подменить меня. Пойду в трюм, поговорю с Одри.
Шелти, весьма довольный таким оборотом дел, сразу же взялся лихо крутить штурвал и закладывать на корабле крутые виражи.
— Э, э, потише! — прикрикнул на него Людвиг. — Не видишь, Зубану от твоих маневров не по себе?
— Потише так потише, — согласился Шелти и неожиданно для всех произнес речь — с пылкостью, несвойственной людям рассудительным:
— Эх, вот это машина! Зверь! На какую, в сущности, ерунду уходят все силы нашей Империи и Адорнийского королевства! А ведь мы могли бы строить воздушные корабли во множестве! Летать на них за море! Перевозить грузы! Добывать эфирный прайм в верхних слоях атмосферы!
— Какой еще прайм? — поморщился Буджум.
— Эфирный! Есть такая гипотеза, что некоторые фракции прайма испарились в первый же год после Катаклизма. Эти удивительные летучие флюиды легче воздуха поднялись высоко-высоко и сформировали там, выше любых облаков, отдельный прозрачный слой. Если подняться туда, можно эти флюиды собирать, кристаллизировать и получать прайм небывалой силы!
— Но ведь это типичные ученые домыслы, никто их не проверял, — скептично заметила Фрида.
— Никто не проверял?! — Запальчиво воскликнул Шелти. — А ты откуда знаешь?! Между прочим, есть такие виды трехголовой чуди, которые прекрасно летают! В позапрошлом году герой-изобретатель Меноро, состоящий на службе у лорда Макассара, изловил и приручил трехголовую чудь, отличающуюся особой летучестью! Меноро залетал на ней так высоко, как еще никому не удавалось! И рассказывал удивительные вещи!
Но Фрида пошла на принцип. Ей так нравилось упрямиться!
— Извини, дорогой друг, но пока не увижу эфирный прайм своими глазами — не поверю
Рутгер, убедившись, что Шелти правит кораблем уверенно и что его присутствие на мостике необязательно, тоже пошел проведать госпожу механика.
Увы, знакомство так и не состоялось.
Стоило Рутгеру дойти до палубного люка, как из него высунулся Иманд.
— Одри ранена.
— Серьезно?
— Не берусь судить. Бедняжка получила стрелу в плечо. Затем она приняла “поцелуй радости”, это сильнейшее обезболивающее. Мы, охотники, готовим его из печени местной чуди, которая именуется огневиком. Из-за воздействия “поцелуя радости” ранение не мешало Одри возиться с механизмами. Благодаря ее самоотверженности мы сейчас летим. Но крови она, сама того не заметив, потеряла так много, что в итоге попросту свалилась, где стояла! Сейчас она лежит под прайм-реактором, бредит, ей очень и очень плохо…
— Почему же она не позвала нас на помощь?! — раздосадованно воскликнул Рутгер. — Ну что за глупышка?!
— Настоящая «защитница». Они все очень гордые… Вас, людей из большого мира, считают белоручками и недоумками.
— Ну хорошо, она гений, а мы недоумки, — Рутгер не любил спорить с чьей-либо точкой зрения при отсутствии весомой выгоды от спора. — Что делать-то будем?
— А кто у вас главный специалист по исцелениям?
— Самый главный, к сожалению, в ларце с каталистами остался… Но Людвиг, пожалуй, подойдет.
— Тогда зовите!
Однако не успел Людвиг сделать и нескольких шагов, как в трюме корабля раздался громкий хлопок и оттуда повалил вонючий зеленый дым.
— Это что еще такое?! — возмутился Рутгер.
Иманд развел руками.
— Увы. Без постоянного присмотра госпожи механика эта штука долго в воздухе не держится. Слишком сложная начинка.
— Так что, будем опускать корабль на землю?
— Придется.
Вдруг из темноты трюма раздался слабый голос Одри:.
— Сигнал… Подайте сигнал… Нашим… Сигнал Имиру…
— Бредит? — спросил Рутгер.
— Да нет… Нет, не похоже, — Иманд потер лоб, словно бы что-то припоминая. — Ах я осел! Ну конечно! Она хочет сказать, что пока мы еще в воздухе, нам следует послать “крик летучей мыши”.
— Но позвольте, летучие мыши не кричат!
— Кричат, только люди их не слышат, — сказал Людвиг, пролезая мимо Рутгера в люк, лечить госпожу механика.
— Вот именно, — поддакнул Иманд. — Мы истратим последний прайм из корабельных запасов, зато наш безмолвный крик Имир услышит и за сотню километров! Тогда ближайшие к нам охотники из его отряда сразу же направятся к месту нашего приземления.
— Ну давайте кричать тогда, — согласился Рутгер.
— Давайте. Насколько я помню, за “крик летучей мыши” тут отвечает специальное устройство в носу корабля…
Разумеется, Рутгер настаивал, чтобы, бросив корабль вместе с раненой Одри (благодаря стараниям Людвига той стало несколько лучше и бедняжка заснула умиротворенной), отряд немедленно отправился дальше.
— Вообще-то мы уже в Праймзоне, — заметил Иманд. — Передвигаться ночью здесь категорически нельзя. Давайте отдыхать, а утром разберемся.