Прайс-лист для издателя

Абдуллаев Чингиз Акифович

– Теперь мы будем знать, кто из прибывших венесуэльцев мог оказаться знакомым убитого, – с удовлетворением произнес начальник полиции.

– А если его знакомые были из Колумбии или Эквадора? – предположил Дронго. – Как тогда мы будем их вычислять? И среди европейских издателей необязательно должен быть убийца из Сербии. Он может быть из Албании или Венгрии, Австрии или Болгарии, даже из Украины. Вы знаете, сколько наемников оттуда принимало участие в гражданской войне в бывшей Югославии?

– Вы все время пытаетесь усложнить нашу задачу, мистер Дронго, – недовольно заметил Фюнхауф. – Сейчас в павильонах ярмарки находится уже больше двадцать

четырех тысяч гостей. Если снова переполошим людей, начнем новые проверки, мы просто сорвем проведение книжной ярмарки. И я в лучшем случае просто потеряю свою должность.

– И поэтому нужно отпустить возможного убийцу? – ехидно поинтересовался Дронго.

– Я этого не говорил, – ответил Фюнхауф. – Но в любом случае мне никто не разрешит устраивать повальные обыски во всех павильонах, на всех экспозициях.

– Мы фактически ничего нового не узнали, – подвел неутешительный итог Дюнуа. – Уже раньше предполагалось, что погибший не дошел до гамбургского издательства, а теперь уверены в этом. Конечно, нужно тщательно проверить всех сотрудников, прибывших с югославскими делегациями. И я полагаю, что наш эксперт господин Дронго сумеет нам в этом помочь. Но мы пока не знаем конкретных мотивов. Я полагаю, что истоки преступления нужно искать в прежней жизни погибшего. Он дважды был ранен, один раз тяжело. Его чуть не убили на этой войне. А потом еще и посадили в тюрьму в Каракасе. И все равно мы пока не продвинулись ни на йоту. Составляйте списки, Фюнхауф, и начинайте большую общую проверку. И не забудьте, что в запасе у вас всего два дня – завтра и послезавтра. Шестнадцатого октября ярмарка закроется, и уже ничего нельзя будет доказать.

– Да, я знаю, – кивнул начальник полиции, – у нас совсем не осталось времени.

– А рядом с коридором никто из тех, с кем общался погибший, не появлялся? – спросил Дронго.

– Нет, – уверенно ответил Меглих. – Мы запустили специальную программу; все, кто разговаривал с Ламбрехтом, были зафиксированы и опознаны. Никто из них не появлялся в этом коридоре даже за полчаса до совершения убийства.

– Тот, кто его узнал или решил отомстить, необязательно сам наблюдал за своей жертвой, – задумчиво произнес Дронго. – Он мог узнать своего недруга и послать к нему совсем другого человека. Может быть и другой вариант, когда узнавший Табаковича человек не стал к нему подходить, а решил убрать его таким диким способом. Или еще более экзотический вариант, при котором убийца специально выбрал такое место и время для совершения преступления, решив, что это – его единственная возможность.

– Ламбрехт жил в Майнце. Его легко было найти, – возразил Меглих с легкой улыбкой. Он вообще считал всех этих «социалистов» не очень серьезными людьми. Немцы упрямо называли погибшего его немецкой фамилией, тогда как эксперты предпочитали вспоминать его сербскую фамилию.

– Его – да, – кивнул Дронго. – Но убийца, возможно, не располагал таким временем, чтобы выслеживать свою жертву еще и в Майнце. Если это спонтанное убийство, когда преступник неожиданно узнает Табаковича, то это наверняка месть. Если же убийца заранее следил за своей жертвой, то это, скорее всего, заказное преступление. В обоих случаях раскрыть его будет чрезвычайно сложно.

– Прекрасно, – нахмурился начальник полиции, – вы опять делаете нашу задачу практически невыполнимой. Мы пытаемся найти хоть какие-нибудь варианты, а вы упрямо их опровергаете.

– А как ты считашь? – обратился к Дронго Дюнуа. – Что тебе подсказывает интуиция?

Первый или второй вариант?

– Первый, – ответил эксперт. – Я думал об этом всю ночь. Профессиональный преступник не стал бы так рисковать. Он должен понимать, что на ярмарке повсюду установлены камеры и его проход через электронный турникет обязательно будет зафиксирован. Место совершения преступления выбрано не очень удачно. Туда в любой момент мог кто-то войти и увидеть убийцу. И, наконец, орудие преступления. Все говорят, что это был острый предмет. Им сначала ударили в горло, а затем расширили рану. Профессиональный убийца так не действовал бы. Он ограничился бы одним ударом, понимая, что может испачкаться в крови своей жертвы. Поэтому я склоняюсь к первому варианту, хотя, повторяю, что вполне возможен и второй.

– Все эти теоретические построения очень хороши для преподавания основ криминалистики, – проворчал Фюнхауф, – а у нас здесь конкретное убийство с конкретным преступником.

Раздался телефонный звонок. Дюнуа вытащил свой телефон, выслушал сообщение и, поблагодарив, отключил аппарат.

– Министр вышлет мне досье на всех при-ехавших. Но Рамирес работает консультантом издательства только полтора месяца, до этого он дважды сидел в тюрьмах по подозрению в причастности к наркоторговле. Один раз отсидел четыре года. Вот такой у них книжный консультант.

– Нужно будет пригласить его завтра на допрос, – понял Меглих. – Их делегация живет за городом, они снимают какой-то загородный дом. Думаю, что мы сможем найти его уже сегодня.

– И установите за ним наблюдение, – приказал начальник полиции. – Я даже не знаю, как вас благодарить, профессор. Если окажется, что убийца – Рамирес, мы будем считать, что все лавры нашего успеха должны достаться именно вам.

– Мы пока ничего не знаем, – напомнил Дюнуа. – Давайте подождем до завтра.

На этом их импровизированное совещание закончилось. Дронго вышел из комнаты первым, за ним – профессор.

– Ты становишься более нетерпимым, – заметил он.

– К дуракам и болтунам, – согласился Дронго. – Они искали почти полтора дня – и ничего не нашли. А в помещениях функционировали более восьмидесяти камер для наблюдения за гостями. Нужно было работать более внимательно.

– Это уже возраст, – усмехнулся Дюнуа. – Раньше ты был гораздо терпимее.

Дронго пожал ему руку на прощание и пошел к выходу. Спустившись по эскалатору, он протянул свой пропуск охраннику, который приложил его к считывающему устройству и вернул гостю. Когда Дронго вышел из здания, он услышал за спиной свое имя и обернулся. К нему спешила София Милоевич. Она была в черном тренче от ставшей чрезвычайно известной в последние годы английской фирмы. Еще десять лет назад такая вещь была синонимом нищеты и неудач, а эту характерную клетку обычно носили бомжи и люмпены. А теперь стала настолько популярной, что только очень обеспеченные люди могли позволить себе вещи с этим лейблом. София была одета именно в такой плащ.

– Извините, – сказала она, подходя ближе, – я звонила отцу в Белград. Он у нас известный журналист, руководитель нашей общеполитической газеты.

– Очень хорошо. Значит, мы с ним почти коллеги.

– Я не об этом, – отмахнулась она. – Дело в том, что мой отец просидел на процессе все дни, от начала и до конца. И он, оказывается, знает о сделке, которую заключил Петкович с судьями и прокурорами. Я хотела увидеть вас и извиниться.

– Не стоит, – покачал головой Дронго, – вы же мне не поверили.