Праздничная культура Вологодского края

Слепцова Ирина Семеновна

УТКУ СТРЕЛЯТЬ (д. Пеструха), ЛИСИЦУ ЛОВИТЬ (с. Никольское Кадн.). Особую группу образуют инсценировки охоты. Некоторые ив этих сценок связаны с вымарыванием сажей девушек. Например, в д. Пеструха стреляли утку… «Утку-ту большую сделали, из соломы — раньше ить из соломы и голубей, и шапки плели — да набили сажей, да эту утку-то на пицьиное гнездо, на трубу-ту поставили утку-ту, да двери-те заперли — девок-то в одной деревне так до сотни было, да робята ить тут все были. Да пришов от Уварко (имя мужчины), да (г)лишь только в эту утку-то стрелив из ружья, которым раньше-то зайцей стрелили, из дроби. И эта утка-та и вся разлетелась. Ак друг друга не видно в избе-то сделалось, сажа-то как розлителась. Ак вить девки-ти

без стеснения даже платья завздымали, да закрывались — во всём хорошем ить».

Иногда, впрочем, цель уже отсутствовала: «Сажей стрилели: девку-то ковды надо замарать, лопоття посадить девке. В двери-те сделают шчилку — потовки-те в саже, чорны избы-те были, да сажой-то дуло-то набито — дак бухнут, да с потолку сажа падёт, шчо сажи-та повна изба. Которых девок робята пинжаками закроют. Потом уш они, как эта сажа-та, бутора-та пройдёт, дак наснимут и пиджаки-те выхвопают на снегу-ту» (д. Фоминская Верхов.). В-той же деревне парни иногда, забежав на игрище, бросали снег по потолку, чтобы сбить сажу и «умазать» девушек.

Основанное на мотиве «охоты» подшучивание, которое описал Н.С.Преображенский, устраивали, чтобы прогнать с игрища мальчишек. Пока взрослые плясали, один из мужиков уговорил ребят идти ловить лисицу: лаять на связку соломы, а затем зубами разорвать ее в клочья. «Дверь открылась. В избу вошел мужик, представлявший «охотника» с палкой в руке, за ним следовало десятка два «кобелей», то есть мальчишек на четвереньках, лающих и воющих по-собачьи. Увидев на полатях связку соломы, они подняли головы и давай лаять. «Охотник» подошел, ударил палкою о полати — «подстрелил лисицу». Солома повалилась. Но не успела она упасть на пол, как ребятишки с собачьей яросьтю бросились на нее и в одно мгновенье растерзали на части. Какова же была их обида, когда они обнаружили, что солома была смешана с грязью… После этого промаха ребятишки по добру по здорову убрались по домам… (с. Никольское Кадн.).

НА КОБЫЛАХ КАТАТЬ (с. Никольское Кадн.), НА КОЗЛА или НА СВИНЬЮ САДИТЬ (д. Кузовля, д. Вантеево), СТАНОВЫМ ХОДИТЬ (д. Верхний Конец), СО СБИСТУЛЬКАЙ ХОДИТЬ (д. Новая Бабаев.), ШАНЬГИ ПЕЧЬ (д. Карачево). Забавы такого рода были издавна известны на святочных игрищах. Так, еще в середине прошлого века в Кадниковском уезде парней катали на кобылах: сажали одного из них на спину здорового мужика, который брал парня за руки и приподнимал так, чтобы тот не мог соскочить и не касался ногами пола. Двое других мужиков били парня кнутами, спрашивая: «Кого любишь?» — пока тот не называл имя какой-нибудь из присутствовавших девушек, причем часто отнюдь не той, за которой ухаживал, что вызывало смех зрителей и гнев и брань той, чье имя было названо.

Были и другие сценки, связанные уже с избиением девушек. Так, в дд. Новая (Бабаев.) и Верхний Конец к становому и уряднику, пришедшему «вместе с остальными ряжеными и ставшему посреди комнаты спиной к двери, двое помощников подводили поочередно девушек, заставляли обнимать его за шею со стороны спины, затем становой слегка нагибался вперед так, чтобы оторвать ноги девушки от пола (в д. Верхний Конец девушку заставляли лечь на спину одного из ряженых, стоявшего на четвереньках — «скамейкам»), а помощники спрашивали его, каких («холодных» или «горячих») и сколько «свистулек» дать наказываемой (игра иногда так и называлась со свистулькай ходить). Становой называл: «Одну!» или «Три!» — а помощники приводили приговор в действие: били девушку указанное число соломенным жгутом («свистулькой»), стараясь бить «со свистом». Конечно, особенно доставалось той, которая по тем или иным причинам была парням «нелюба».

Существовали и другие разновидности этой игры (например, на козла (или свинью) садить, шаньги печь и др.) Так, в Бабаевском районе подобная забава иногда применялась на святочных беседах. Один парень (козел — д. Кузовля. или свинья — д. Вантеево) становился на четвереньки посреди комнаты, а трое других парней с криком «Козла!

Козла давай!» — отлавливали какую-нибудь девушку и, несмотря на ее сопротивление, усаживали верхом на «козла», причем один из парней «попугивал» девушку, постукивая по полу специальной палкой с привязанной к ее концу рукавицей, в которую что-либо вкладывали для тяжести. Попугав хорошенько пленницу, парень «хоботил» ее «шлепалкой» столько раз, сколько приказывал козел.

В д. Карачево пара ряженых: старик и горбатая старуха пекли шаньги. Об их приходе оповещали заранее: «Шаньги! Шаньги! Шаньги идут!» — «тут, глядишь, девки забегали». В избу вваливалась ватага ряженых во главе со стариком, в руках которого была обмороженная («стылая») деревянная лопата. После обычных приветствий старик спрашивал у старухи: «А не пора ли шаньги печь?» — «Пора, батюшке, пора!». После этих слов несколько человек из ватаги бросалось к визжащим и разбегающимся девушкам, подводили их по очереди к старухе со стороны спины и заставляли положить ей руки на плечи, после чего старуха наклонялась, и девушка, поддерживаемая кудесами, оказывалась лежащей у нее на спине. Старик махал лопатой, крича: «У-у-у! Вот сичас шаньгу спичем!» — да еще нарочно при этом задевал лопатой за балку («чтоб страшнее было — за потолок лопатой заскыркает»). Попугав девушку, поддавал ей лопатой — «если нелюба, то сильно; таку шаньгу съест, что еле с бабки слезет». Так продолжалось, «пока всех девок не перепекут». В некоторых деревнях так наказывали девушек, опоздавших на беседу.

Как и другие забавы, эта могла превращаться в розыгрыш, шутку. «После того, как молодцев «прокатили на кобылах» появилась нужда съездить за огурцами на верблюде. Действительно, в избу влезло что-то похожее на весьма полезное животное и сильно стучало чем-то, представляя, что отучит копытами. Сзади шли два «погонщика» с кнутами. Приведя такое чудо в избу, «погонщики», приглашали желающего «прокатиться за огурцами». Один из мужиков, по секретному соглашению с погонщиками, сея. «Животное» заскакало — и давай возить мужика по избе.

Такая прогулка понравилась очень многим, и когда кончил свое «путешествие» первый всадник, нашлось очень много охотников следовать его примеру. Сел мужик, незнакомый с обычаями села Никольского. «Животное» заскакало снова. Мужик захохотал. Но «погонщики» вдруг вздумали усмирять животное, чтобы оно не скакало, и начали бить кнутами не животное, а всадника. Тот было думал соскочить, но проклятый «верблюд» оказался с двумя крепкими руками, которые так сильно вцепились в ноги «всадника», что ему не осталось никакой возможности оставить спину «верблюда» и сойти на пол. «Погонщики» же усмиряли «животное» до тех пор, пока не устали руки…

Для сооружения такого «верблюда» обыкновенно становят двух мужиков спиною друг к другу, крепко связывают их в таком положении кушаком, но так, чтобы они могли наклониться в разные стороны. В руки им дают по дуге, крестьяне же должны заменять верблюжьи ноги. Сверху все прикрывается большим овчинным одеялом вверх шерстью» (с. Никольское Кадн.).

КУЗНИЦЮ ПРИВОДИТЬ (д. Середская), ДЕВОК ПОДКАВ(Ы) — ВАТЪ (д. Ганютино, д. Рооляково, д. Кузнечиха), КУЗНЕЦАМ ХОДИТЬ (д. Аксентьевская, д. Антоновская). Еще одна популярная сценка — кузнецам ходить. Двое парней-ряженых, которых отличали от остальных по домотканым фартукам, надетым поверх одежда, зайдя на беседу, ловили там девушек, сажали их на лавку и «подковывали». Один из кузнецов захватывал ногу девушки большими кузнечными клещами и поднимал повыше, а другой, приставив к ноге палочку или гвоздь, бил по нему молотком. Конечно, сила удара, как и в других, случаях, зависела от отношения парня к девушке. Впрочем, в некоторых деревнях (например, в д. Янголохта) парни «подковывали» только «любых» им девушек. При этом кузнец приговаривал: «Кую да покавваю,» (дд. Ганютино, Росляково, Кузнечиха). Некоторых девушек могли в довершение процедуры еще и перекувырнуть через лавку, подняв ногу повыше (д. Аксентьевская).