Праздничный сон - до обеда

Островский Александр Николаевич

Устинька. И еще поцелуем. (Целует его с жаром).

Юша. Да не надо! (Отсторанивает их руками). Что пристали! Закричу! Ай! Ну вас! Ай! Пустите, я опять на голубятню пойду. Караул!

Устинька. Нет, уж я тебя не пущу на голубятню. Пойдем со мной в беседку.

Юша. Я, пожалуй, пойду, только не приставай, а то закричу.

Устинька берет его за руку и ведет в беседку.

Устинька (подходя

к беседке). Выходите! Теперь можно.

Бальзаминов выходит из-за беседки.

Капочка. Ах, не подходите ко мне близко!

Бальзаминов. За что такие немилости-с?

Капочка. Мужчинам доверять никак нельзя.

Бальзаминов. Но я могу себя ограничить-с.

Капочка. Все так говорят; но на деле выходит совсем противное. Я мужчин не виню, для них все легко и доступно; но наша сестра всегда должна опасаться по своей горячности к любви. Ах! я вас боюсь! Лучше оставьте меня.

Бальзаминов. Какие жестокости для моего сердца!

Капочка. Оставьте, оставьте меня!

Бальзаминов. Умерла моя надежда и скончалася любовь!

Капочка. Ах, для чего только мы рождены с такою слабостью! Мужчина все может над нами… ах!

Бальзаминов. Как же я могу без вашего расположения-с? (Садится возле Капочки).

Капочка. Ах! Что вы со мной сделали!

Бальзаминов. Извините, я был вне себя-с.

Капочка. Что может противиться любви! (Приклоняется к Бальзаминову. Целуются). Навеки!

Устинька и Юша выходят из беседки.

Устинька. Идут, идут.

Капочка подходит к Устиньке. В калитку входят Ничкина, Бальзаминова и Маланья с чайным прибором, который ставит на стол.

Явление третье

Бальзаминов, Капочка, Устинька, Юша, Ничкина, Бальзаминова и Маланья.

Ничкина (Маланье). А самовар принесешь, когда братец встанет.

Маланья уходит.

(Бальзаминовой). Сядемте… жарко. (Садятся у стола. Бальзаминову). Садитесь с нами… побеседуемте!

Бальзаминов садится. Барышни и Юша тоже садятся возле стола.

(Капочке).

Ишь, как тебя стянули… в такой жар.

Устинька. Оставьте, вы конфузите.

Ничкина. Вы читаете газеты?

Бальзаминов. Читаю-с.

Бальзаминова. Он мне всякие новости рассказывает.

Ничкина. А мы не читаем… ничего не знаем… что там делается. Вот я у вас хотела спросить, не читали ли вы чего про Наполеона? Говорят, опять на Москву идти хочет.

Бальзаминов. Где же ему теперь-с! Он еще внове, не успел еще у себя устроиться. Пишут, что все дворцы да комнаты отделывает.

Ничкина. А как отделает, так, чай, пойдет на Москву-то с двунадесять языков?

Бальзаминов. Не знаю-с. В газетах как-то глухо про это пишут-с.

Ничкина. Да вот еще, скажите вы мне: говорят, царь Фараон стал по ночам с войском из моря выходить.

Бальзаминов. Очень может быть-с.

Ничкина. А где это море?

Бальзаминов. Должно быть, недалеко от Палестины.

Ничкина. А большая Палестина?

Бальзаминов. Большая-с.

Ничкина. Далеко от Царьграда?

Бальзаминов. Не очень далеко-с.

Ничкина. Должно быть, шестьдесят верст… Ото всех от таких мест шестьдесят верст, говорят… только Киев дальше.

Юша. Царьград, тетенька, это — пуп земли?

Ничкина. Да, миленький. (Пристально оглядывает Бальзаминова).

Бальзаминов (жмется). Что вы так на меня смотрите?

Ничкина. Узко как платье-то на вас сшито.

Бальзаминов. Это по моде-с.

Бальзаминова. Он у меня всегда по моде одевается.

Ничкина. Какая уж мода в такую жару?.. Чай, вам жарко… ну, а по улице-то ходить в таком платье, просто угореть можно.

Бальзаминов. Ничего-с. Покорно вас благодарю за внимание!

Молчание.

Ничкина. Двужильные лошади, говорят, бывают… и не устают никогда, и не надорвутся.

Устинька. Что за разговор об лошадях!

Ничкина. Так об чем же говорить-то?.. Ну, скажи, коли ты умна.

Устинька. Есть разные разговоры. А то вы разговариваете, а мы должны молчать. Куда как приятно! Вот два самые благородные разговора — один: что лучше — мужчина или женщина?

Ничкина. Ну, уж нашла сравнение! Уж что женщина! Куда она годится! Курица не птица, женщина не человек!

Устинька. Ах нет, зачем же! Пускай мужчины защищают свое звание, а женщины свое; вот и пойдет разговор. А другой разговор еще антиресней. Что тяжеле: ждать и не дождаться или иметь и потерять?